Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга I. Отец

Пьяный Григорий Григорьевич вскочил, готовый броситься на наглеца. Александр Григорьевич спокойно отодвинул брата, подошел к Закретскому, достал из кармана туго набитое портмоне. Он медленно вытащил из кошелька толстую пачку денег и начал отсчитывать купюры перед носом графа. Это было красиво! На секунду воцарилась полная тишина. Мужчины и женщины завороженно следили за пересчетом денег. Наконец Александр Григорьевич бросил на стол отсчитанную сумму и обратился к управляющему. «И еще шампанского всем, любезный!» Что вызвало ликование гостей кабачка. Лишь Закретский чувствовал себя униженным.

– Благодарствую-с, барин! Дай вам бог здоровья! – управляющий отвесил низкий поклон Александру. А тот уже отвернулся к брату.

– Поедем домой, Гриша. Утро уже. Я устал.

VI

Ранний, спящий еще Петербург. В феврале солнце в Северной столице встает поздно. Было темно и ветрено. Снег хрустел под колесами экипажа Елисеевых. Гриша пьяный спал на плече Александра. Вдруг он приподнял голову.

– Долго еще? Что-то меня укачивает…

– Любезный, останови! – крикнул старший брат ямщику.

Елисеевы вышли на улицу. Александр глубоко вдохнул грудью свежий морозный воздух. Гриша едва стоял на ногах, съежившись. Цилиндр съехал набекрень, шуба нараспашку.

– Где мы, Саша?

– На Малой Садовой…

Они пошли вдоль улицы. Экипаж медленно ехал рядом. Александр Григорьевич пытался поддержать поскользнувшегося Гришу, но тот выдернул свой локоть.

– Саша, я уже не ребенок! У меня, если хочешь знать, во Франции дама была… знатная, – заявил Григорий Григорьевич, едва ворочая языком. – А Варвара Сергеевна – чудо как хороша! Повезло Степану …

– В чужую жену черт ложку меда кладет.

– А я жениться не стану! Я, знаешь, мечтаю, чтобы предприятие наше прославилось не только в Европе, но и в Америке, и во всем мире! У меня великое множество идей… – продолжал пьяный разговор младший брат.

Вдруг впереди они увидели группу из пятерых человек, которые, заслышав фырканье лошади, бросились врассыпную. Среди них была одна девушка – маленькая и хрупкая. Григорий Григорьевич смог на секунду рассмотреть ее детское личико с высоким лбом.

– Барышня! – Гриша был настолько пьян, что, ничего не соображая, резко рванул вслед за девицей.

Александр Григорьевич успел поймать его.

– Не нравится мне все это… Поедем скорее домой! – старший брат был не из трусливого десятка, но тогда он ясно ощутил необъяснимую смертельную опасность.

Он подозвал извозчика и затолкал брата назад в экипаж.

Наконец братья доехали до дома.

Отец уже проснулся и пил чай из блюдца. Рядом дымился самовар. В доме уютно пахло свежевыпеченным хлебом.

– Хе-хе, сынки, наконец дорогу домой нашли! Гуляй-гуляй, да дела не забывай! Умывайтесь, пейте чай и в лавку! А то сегодня гули, да завтра гули – а потом и в лапти обули, – прищурив глаз, стал подтрунивать над сыновьями Григорий Петрович.

Григорий Григорьевич вздохнул, но перечить отцу не посмел.

VII

Приведя себя в порядок, Елисеевы отправились в свою лавку на Невском.

Гриша немного волновался. Ему очень хотелось произвести впечатление в магазине, где его помнили еще ребенком. Перед выходом из дома молодой человек пытался отрепетировать свое появление. Стоя перед зеркалом, он произнес несколько дежурных приветственных фраз, с каждым разом снижая тембр голоса. Результатом Гриша остался недоволен. Ему казалось, что пока он звучит недостаточно солидно. Но сил дальше репетировать в тот день не было, жутко трещала голова после вчерашнего возлияния.

Магазин ломился от колониальных товаров. Там можно было найти лучшие фрукты, вина, сигары со всех концов света. На прилавках было и разное киевское варенье, и крупные пупырчатые финики, и швейцарская сухая дуля, и лучший пармезан по семь рублей фунт. Гурманов ждали вкуснейшие сыры – швейцарские, голландские да английские. В лавке можно было купить бесподобную мадеру и херес. Елисеевым принадлежали предприятия по первичной обработке винодельческого сырья в Бордо, Хересе и на остове Мадейра. Полуфабрикат доставляли в винные погреба негоциантов на Васильевском острове, где он и «воспитывался» до превращения в волшебный напиток. Елисеевские мадера и херес считались в то время наиболее ценными винами.

Да и кто бы летом отказался отведать прохладную, бодрящую, с легкой кислинкой мадеру из виноградного сорта Серсиаль с ломтиком швейцарского сыра вприкуску? Зимой, когда хотелось яркого или пикантного вкуса, были очень популярны более сладкие сорта – из Мальвазии или Террантеша. А сорокалетняя мадера расцветала, как та ягодка, приобретая тонкий, изысканный, нежный вкус. Кстати, мадера стала позже одним из любимейших напитков Григория Распутина, который употреблял ее круглосуточно без какого-либо чувства меры. Но о Распутине поговорим позже, значительно позже. Тогда еще он, тезка младшего Елисеева, был никому не известным подростком.

Гриша прошелся по лавке, оценивающе осматривая раскладку товаров. Отец и старший брат наблюдали за ним с любопытством.

– Надо бы, братец, сигарам не такое сухое место сыскать, – обратился он к приказчику.