Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга II. Дети

– Отнюдь! Я думаю, он та еще шельма. Задурил всем голову со своими гипнотическими способностями, якобы лечит наследника. Если помогает мальчику, дай да Бог. Но я думаю, это самовнушение и желание верить в чудо бедной матери. Будучи хитрым мужиком, он, разумеется, пользуется ее расположением. Гуляет? – Естественно! Просит за кого-то? – Безусловно! Но то, что нет ничего непристойного в их отношениях с Государыней, я уверен! А взъелись все на него за то, что он подход к царской чете нашел. Это не так-то просто. Им всем хотелось бы быть на его месте. Всем им хотелось бы давать Императору советы и людей своих пристраивать. Обидно, что их мужик простой обошел! Да и забывают они, что у Государя своя голова на плечах! – Гриша грустно посмотрел на бутылку мадеры. Хотелось угоститься рюмочкой, исключительно в медицинских целях, для успокоения. Но в Пост было нельзя. Нужно было дождаться хотя бы воскресенья.

– Пожалуй, – согласилась Вера Федоровна.

– Странные люди, у них государственных чиновников взрывают тысячами, а они считают самым страшным злом мужика неотесанного. По своим мыслительным способностям противника выбирают, не иначе.

– Вероятно, они думают, что присутствие Распутина и провоцирует народные волнения.

– Чепуха! Александра II взорвали задолго до появления старца при дворе. Массу людей погубили, когда про него даже никто еще и не слышал. Вот где опасность! Вот чего надо страшиться! Революционеров, народовольцев всяких! И не из-за самого Распутина народ волнуется, а из-за листовок этих гнусных. Откуда народу-то, что про него знать, коли никто не расскажет?

– Ну, все, Гриша, будет! Зачем ты меня пугаешь? Скажи, что все будет хорошо! Война скоро закончится, и мы поедем в Париж…

– Совсем забыл, у нас теперь там небольшой домик в округе Понтуаз.

– Так что же ты молчишь? Ах, какие восхитительные новости! – Вера Федоровна подошла к Григорию Григорьевичу и крепко обняла его.

Стемнело. В камине уютно трещал огонь. Пока Вера готовилась ко сну, расчесывая волосы перед туалетным столиком, Гриша лежал в кровати и гонял в голове беспокойные мысли.

– Как ты думаешь, на кого нацелена была эта пакость?

– Гриша, пожалуйста!

– Подумай.

– На Распутина, – отмахнулась Вера.

Гриша молчал.

– На Императрицу?

– Я боюсь, на Государя! И придумали это совсем не болваны или оболтусы… Царя народ любит. Если сразу на него нападать, люди встанут на его защиту. Очень хитрый ход – облить грязью человека, которому он благоволит, и царицу, а через это постепенно подрывать уважение к Государю. Умно, ничего не скажешь!

– Ведь ты только сегодня сомневался в их мыслительных способностях, – супруга ласково улыбнулась, считая, что подловила Гришу.

– Что ты, любимая! Мои сомнения относятся исключительно к индюкам, которые это по гостиным да салонам разносят. Они ведь в силу своей ограниченности даже не понимают всей опасности…

– Ты уже видел это? – Вера Федоровна не оставляла попыток сменить тему. Гришины рассуждения ввергали ее в тревогу и уныние. Она протянула мужу газету.

– «В 8 часов 30 минут вечера в театре «Фарс» по адресу: Невский проспект, 56 (дом Елисеева), начался самый забавный, самый веселый и интересный боевой фарс „Девушка с мышкой“», – прочел Гриша заметку вслух: – Что ж, будем надеяться, что он будет успешен даже без госпожи Лин. Посмотрим, на что способен Рассудов-Кулябко без примы…

– А что с ней сейчас?

– Да что с ней станется? Это же Валентина Феликсовна! Открывает новый театр, в другом доме на Невском же, – рассмеялся Елисеев, погрузившись в воспоминания, – а ты видела ее пародию на скандалиста Пуришкевича? Это было совершенно уморительно! Лин пела куплеты «Володя, не шуми», а седок в колясочке на сцене, невероятно напоминающий Пуришкевича, отвечал пронзительным свистом в свисток. Публика была в восторге! Однажды на Валентину Феликсовну даже набросились его поклонники. Прямо на сцене! Пришлось полицию вызывать, чтоб разнять!

Григорий Григорьевич хохотал так заразительно, что Вера Федоровна тоже рассмеялась.

– Зачем только она стала приваживать этого мерзавца Закретского, – отсмеявшись и вытирая слезы с глаз, с некоторой грустью заметил Гриша. – Потому я и расстался с ней без большого сожаления. Иначе уговорил бы ее остаться в театре и Рассудова-Кулябко урезонил бы.