Три стервы

Но Эме было наплевать на увольнение. Сейчас ей практически все было пофиг. Она не хотела ни о чем думать. Для этого есть два способа: 1) пить, 2) трахаться. Ей требовалось оглушить себя сексом, вонючим и грязным, на одну ночь, именно что оглушить, потому что такой дикий секс сделает ее нечувствительной и одновременно живой, ей нужен секс, когда ничего больше не имеет значения, игра, в которой дозволено все. И оказывалось, что обе жажды – выпить и трахнуться – мог утолить один и тот же человек, бармен “Скандала”. Он уже давно крутился вокруг нее, и, не будь Блестера, Эма еще несколько месяцев назад набросилась бы на него. Данный молодой человек довольно быстро догадался, что сегодня его вечер. Поэтому вполне логично, что после закрытия, в шесть утра, Эма оказалась в незнакомой квартирке, совокупляясь вдоль и поперек. Она была в дупель пьяной, благодаря чему позволила себе вопить во все горло, а он не был пьяным, благодаря чему сохранил все свои физические возможности. Два часа спустя она в темноте нашла на ощупь свое платье, которое из-за дождя, вероятно, село. Бросила последний взгляд на своего партнера по игре: он мирно храпел. После чего ушла, постаравшись не слишком громко хлопнуть дверью. На улице Эма задрожала от холода, потому что было не выше пятнадцати градусов, а ее измятое платье больше напоминало ночную рубашку. К счастью, она быстро поймала такси и через десять минут была дома, где сразу свалилась поперек кровати, не будучи в состоянии еще раз стягивать это чертово платье.

Когда наутро, ближе к двум часам дня, Эма вынырнула из сна, угрызения совести, скажем прямо, ее не терзали. Скорее, ее терзала адская головная боль. Она наконец-то сняла платье, которое, похоже, не пережило ночных приключений, проглотила все найденные таблетки ибупрофена, приготовила себе литр чернющего кофе, чтобы запить их, и свалилась на диван в спортивном костюме. Она включила телефон, прочла с десяток перепуганных Блестеровых эсэмэсок, после чего ей стало еще паршивее. Не из-за того, что она трахалась на стороне. А лишь потому, что он волновался всю ночь, а это некрасиво с ее стороны. Эма вздохнула. Она пока не могла с ним разговаривать, ее мозг не работал. Встретиться тем более невозможно, в особенности с синяками на руках и следом укуса на шее. В таком виде встреча категорически исключалась. Во рту у нее было мерзко, а привкус рвоты наводил на подозрение, что она успела сблевать в туалете “Скандала”. Какое-то смутное воспоминание об этом сохранилось. Надо срочно пресечь все поползновения к общению. Отправить эсэмэску? Нет. Эсэмэски в данном случае не хватит. Значит, письмо по электронной почте, в нем можно больше написать. Она зашла в почту и отправила ему худший мейл за всю короткую историю сети.

Извини, что молчала. Плохое самочувствие. Не понимаю, на каком я свете. Пока не в состоянии с тобой говорить. Мне нужно встретиться с подругами. Позвоню завтра.

Повидаться со Стервами. Неплохая идея.

Эма позвонила и, приложив некоторые усилия, сумела назначить им свидание в кафе (но не в “Бутылке”, куда мог явиться Блестер). Потом подремала. Холодный душ взбодрил ее. Когда она появилась на террасе кафе, ей уже было получше. Но первое, что она услышала от Алисы, было:

– Черт… На тебя напали? Кто это сделал? Я порву его на куски!

– Нет. С чего ты взяла?

– Ну-у-у… Твой вид и вообще… – Алиса наклонилась к Эме. – И этот синяк у тебя на шее.

Габриэль тоже присмотрелась к Эминой шее и поправила подругу:

– По-моему, это не синяк. Больше похоже на укус. Но на тебя по-любому страшно смотреть. – Она нахмурилась. – И мне не хотелось бы говорить, но от тебя та-а-ак разит перегаром, просто жуть.

– Нет! – воскликнула Эма. – Не может быть, я приняла душ.

– Тогда все еще хуже, – прокомментировала Алиса. – Это значит, что твой организм потеет алкоголем. Можно узнать, чем ты занималась вчера?

Она уже была готова приступить к рассказу, но тут пришел Фред. Она подождала, пока он усядется, кивком попросив извинения за опоздание, после чего кратко пересказала события вчерашнего вечера.

– Вчера я была у Блестера, готовила баранью но-гу – знаю, я соврала вам, – и мне вдруг стало ужасно плохо. Я вышла на улицу. Пила водку в баре. И всюду дождь лил как из ведра… и это было так красиво. А потом я поняла, что все изгадила. И отправилась в “Скандал”. Там я еще выпила и закончила вечер в койке с барменом. Столько пила, что мы с ним еще как сблизились. А утром вернулась домой.

Усилия, которые они приложили, чтобы расшифровать этот бессвязный рассказ, были трогательны до слез. На Эмину голову опять опустился свинцовый колпак, и она поставила на стол локти, чтобы водрузить на руки весившую тридцать тонн голову. Она подвела итог, еле ворочая языком:

– Все мужчины козлы. Не обижайся, Фред.

– Господи, – прошептала Габриэль, тогда как Алиса неодобрительно качала головой.

Эме удалось выдавить несколько невнятных звуков, которые могли означать: “Ну и что?”

– Для начала, моя дорогая, ты прекратишь глумиться над Хартией. “Все мужчины…” Это запретная фраза, и тебе это известно.