Три стервы

Эме всегда было странно слышать подобные слова от Габриэль. В ее устах они звучали совершенно дико. Внешне Габриэль выглядела как Грета Гарбо с фигурой топ-модели. Идеальное лицо, бесконечно длинные ноги, сногсшибательная грудь, сдержанные и в то же время изысканные наряды. Одним словом, она держала марку, причем высокую. Она была прапраправнучкой Габриэль д’Эстре, герцогини де Бофор, от которой унаследовала имя и, судя по всему, внешность. Эма из любопытства специально просмотрела ее портреты – на самом известном из них, множество раз перепечатанном в учебниках литературы в разделе “Блазоны”[2], Габриэль д’Эстре изображена обнаженной, вдвоем с сестрой, которая щиплет ее сосок. У Эмы не было собственного мнения насчет их сходства – на портрете она видела только лицо женщины XVI века, да и, собственно говоря, ей всегда казалось, что на картинах той эпохи все тетки на одно лицо. Подобно своей знаменитой прапрабабке, фаворитке Генриха IV, Габриэль была любовницей политика, говорить о котором отказывалась. От предков-аристократов она унаследовала никогда не покидавшую ее невозмутимость. Полная противоположность Алисе, нервной и агрессивной.

– Предлагаю добавить, специально для меня: “Очень странно звучит, когда Габриэль произносит слово “мастурбация”.

Алиса расхохоталась.

– Ага, точно. Реально странно. Нельзя быть героиней восемнадцатого века и говорить такое.

– Шестнадцатого, дорогуша. 1570–1599. Учитывая это, я не в восторге от ваших вопиющих проявлений женоненавистничества.

– Мадам маркиза чувствуют себя оскорбленными?

Габриэль стукнула кулаком по стойке и притворно хриплым голосом провозгласила:

– Гарсон, а налей-ка мне еще пинту, вместо того чтобы нести галиматью.

Взрыв хохота.

– Уже лет шестьдесят никто не говорит “гарсон”.

– Как, впрочем, и “галиматья”… Слушай, Эма, хочешь, пойдем потом в “Скандал”? Сбросим напряжение на танцполе?

– Нет, спасибо, Стервочка. Сегодня вечером мне что-то не в кайф зажигать в клубе. Сегодня, уж признаюсь, я наревелась по полной…

– На похоронах лучшей подруги? Мегаудивительно, ничего не скажешь, – прокомментировала Алиса, которая, судя по всему, искренне старалась обеспечить покойной место, которое, как она считала, принадлежало той по праву.

Они явно ждали продолжения, хотели услышать составленный по всем правилам отчет о событиях. Однако пока Эмина голова была слишком забита картинками, которые она предпочла бы забыть. Но вот чем она действительно хотела поделиться, так это своей странной догадкой, которую необходимо было облечь в слова, чтобы удостовериться в ее жизнеспособности. Для начала успокоив подруг относительно своего душевного состояния, Эма изложила довольно туманную теорию песчинки, застрявшей в зубах. Сцена смерти выглядела как картина, к которой добавили лишний элемент. В виде огнестрельного оружия, которое как-то не вязалось со всем остальным. О существовании этой пушки никто не знал. Больше того, по прошествии некоторого времени сам факт самоубийства Шарлотты выглядел нелепо. Это было… это было абсурдно. Невозможно.

– Сами понимаете, девочки, я просто не могла не сделать что-нибудь.

– Ух ты… – прокомментировала Алиса. – До слез похоже на прелюдию к попытке оправдать какую-то глупость…

– Вовсе нет, – возразила Габриэль. – Меня эта история начинает интересовать. Давай, рассказывай. Что ты сотворила?

– Ну… Не забывайте, что я была слегка под градусом. Мне не хотелось никого видеть. Поэтому я забрела в комнату, которая оказалась Шарлоттиным кабинетом.

– Такой себе случайный случай… И?..

– Раз уж я здесь, подумала я, ничего страшного, если я немножко пороюсь. Ну и стащила несколько фоток, дубликат ключей, а потом заглянула в ноут.

– И там ты нашла предсмертную записку, где говорилось, что она больше не в состоянии выносить вашу размолвку и хочет положить всему конец.

Едва закончив фразу, Алиса прикусила губу и жестом показала, что просит прощения. Эма покачала головой:

– Вовсе нет. Я нашла только всякие рабочие дела. Она скопировала и сохранила свою переписку с главредом экономического журнала, для которого готовила статью. Я стала ее просматривать, поскольку мне показалось странным, что она завела новую папку только ради этого. К тому же статьи – не совсем Шарлоттин жанр. Однако во всех двадцати мейлах они ни разу не упомянули тему готовящегося материала. Потом я просмотрела ее личные файлы, там тоже ничего. Только всякие служебные документы. Похоже на то, что последнее, над чем она работала, – это огромное досье под названием “Да Винчи”. Я там ни во что не врубилась. Какая-то экономическая заумь.

– А чем она занималась?

– Э-э-э… Трудно объяснить. Полная абракадабра. Она была консультантом в крупной конторе, специализирующейся на экономических стратегиях. Короче, объясняла крупным компаниям, как заработать неприлично большие бабки, оставаясь в рамках законности.

– Прошу прощения, девушки.

Они втроем обернулись к высокому парню, облокотившемуся о бар и помахивающему купюрой.

– Хотел бы заплатить за три пива.

– Девять шестьдесят, – буркнула Алиса.

– У меня тут двадцатка. Можно вас угостить?