Три стильных детектива

– Так и есть, но речь не об этом. Вы ведь, наверное, слышали, мой кузен Альфонс бесследно пропал! У меня комок к горлу подкатывает, когда я думаю о том, что с ним могло случиться! Я обратилась за помощью к мсье Виктору, и что? Ничего!

– А может, мсье Баллю выполняет какое-нибудь ответственное задание? Он ведь человек служивый, а у военных принято держать язык за зубами… Вы, небось, слышали про эту странную историю?

– Какую еще историю?

– Про Альфреда Дрейфуса, которого подозревают в шпионаже.

– Что значит «подозревают»? Альфонс говорит, он действительно изменник и заслуживает не разжалования и ссылки, а смертной казни!

– В прошлом году его сослали на Чертов остров[186]. Мсье Легри и мсье Мори обсуждали вчера вечером статью, где говорится, что Дрейфуса обвинили несправедливо, и упоминается о каком-то секретном документе, закодированном послании, которое немецкий военный атташе переправил в Италию, мол, чертов Дрейфус становится слишком требовательным. «Дело тут нечисто», – сказал мсье Мори.

– Нечисто? Говорят, в этих документах содержится неопровержимое доказательство!

– А в статье написано, что, хотя эту записку, и передали в Военный суд, адвокаты ее не видели. Значит, можно предположить, что дело сфабриковано… По крайней мере так полагают мсье Легри и мсье Мори. А мой Жозеф повторяет их слова как попугай! Мне это не нравится. Я прошу его быть осторожнее, а он посылает меня к черту!

Она выжала тряпку над ведром.

– Вполне естественно, что ваш сын разделяет их взгляды, ведь жена и теща мсье Легри – его родственники, – заметила мадам Баллю.

Рука Эфросиньи с тряпкой застыла у оконного переплета.

– Да, но сам-то Жозеф шарантонец, по моей линии, а по отцу вообще потомственный голландец из Гронингена.

– Да, а мадам Таша и ее мать – они ведь еврейки, как и Дрейфус, не так ли?

– Ничего подобного! Мадам Легри – француженка, пусть только по мужу, мадам Херсон – русская, а Альфред Дрейфус – эльзасец. Вы имеете что-то против русских и эльзасцев?

Мишлин Баллю возмущенно выдохнула:

– Эти иностранки – еврейки, и Дрейфус тоже!

Эфросинья с грозным видом нависла над консьержкой. Она была крупнее и выше ее на голову. Мишлин Баллю съежилась.

– Если так рассуждать, то моя внучка Дафнэ – тоже иностранка, поскольку моя сноха Айрис наполовину англичанка, наполовину японка! И с теми, кому это не нравится, я готова разобраться!

– Но я ничего такого не имела в виду, – пошла на попятную консьержка, – я лишь сказала, что…

– Впредь думайте, прежде чем соберетесь что-то сказать, мадам Баллю! – Обе вздрогнули от неожиданности, услышав голос Жозефа.

– Успокойся, котик, мадам Баллю оговорилась, – поспешно сказала Эфросинья.

– У меня с собой заметка Эмиля Золя, напечатанная в «Фигаро» 16 мая. Я вам ее зачитаю, – заявил Жозеф. – «Мы готовы разрушить границы, мечтаем о содружестве народов… говорим, что все мы – братья, хотим избавить людей от нищеты, объединиться в сострадании к ним! Но есть среди нас горстка дураков и интриганов, которые кричат каждое утро: “Смерть евреям!”».

Жозеф читал страстно, голос его дрожал, и прохожие настороженно замедляли шаг. Эфросинья застыла от ужаса, но не решалась прервать его. Мадам Баллю готова была провалиться сквозь землю.

Закончив читать, Жозеф добавил:

– Мама, вытри поскорее стекла! Мы там, внутри, чувствуем себя как в баке для кипячения белья! – И тут он заметил покупательницу. – О! Здравствуйте, мадам де Реовиль, прошу вас, заходите, я придержу дверь!

Бывшая мадам де Бри поднесла к глазам лорнет и высокомерно, словно сеньора своих вассалов, окинула взглядом всех троих. Ее лицо, и без того почти неподвижное из-за одностороннего паралича, казалось, окончательно окаменело. Ее теперешний супруг, полковник де Реовиль, вдалбливал ей: те, кто осмелится, вопреки исчерпывающим доказательствам, оспаривать тот факт, что капитан Дрейфус – предатель, враги Франции. Она пришла в книжную лавку «Эльзевир», чтобы заказать «Разочарованное сердце» Эдуара Дельпи[187], но, услышав пламенную речь Жозефа, отказалась от своего намерения и молча прошла мимо магазина.

– Это, наверное, из-за погоды, – растерянно пробормотал Жозеф. – Похоже, собирается гроза, и нервы у всех шалят.

– Жожо, не сердись на Мишлин, у нее нет новостей от кузена, и это ее беспокоит. Ей бы так хотелось, чтобы мсье Легри помог ей и наведался к одной особе, торгующей антиквариатом…

– А сколько лет мсье Баллю? – спросил Жозеф.

– Тридцать четыре, – ответила консьержка.

– В таком случае, он сам отвечает за свои поступки. Если бы счел нужным, он прислал бы вам записку. Ну хорошо, – смягчился он, заметив слезы на глазах мадам Баллю, – я напомню Виктору про вашу просьбу, как только он почтит нас своим присутствием. Опять опаздывает…

– Осторожно! – схватила его за руку консьержка. – К нам идет Примолен, она всегда подслушивает… Здравствуйте, мадам Примолен, как ваше люмбаго, вам уже лучше? – заискивающе осведомилась она.