Три страны света

– Ее нет, она сейчас придет!

– А зачем она пошла?

– Жаловаться на вас!

– Кому?

– Кому нужно!

– Вам же будет стыдно, когда узнают, что вы…

– Я вам подарю букет цветов из нашего сада, пустите меня! – живо перебила его пленница.

– Нет! я не хочу ваших цветов, а дайте мне слово, в первый раз, что я вас увижу, вы попросите у меня прощенья и поцелуете меня!

– Извольте, хоть сто раз! – весело отвечала пленница.

– Ну, значит, что вы меня обманете, если так охотно согласились.

– Зачем мне вас обманывать! я это со страху сказала: боюсь, что меня накажут… вам не стыдно и не жаль будет меня? – вкрадчиво, жалобным голосом спросила пленница.

Граблин пожал плечами.

– Знаете ли что, – отвечал он, – вы обманули меня: вам не двенадцать лет!

Пленница молчала.

– Хотите, я выпущу вас, только просуньте мне вашу ручку, чтоб я мог на нее посмотреть и поцеловать ее.

– Ну, что же вы, согласны? а не то, я так целую ночь простою! -

– Стойте, сколько вам угодно, но я не дам вам руку целовать! – отвечала пленница.

– Почему?

– У меня руки грязны!

– Не может быть! – смеясь, сказал Граблин.

– Божусь, и они такие большие, что надо будет весь забор ломать.

– Ну, подставьте губки.

– Тоже не могу: я чернику ела сейчас! – смеясь отвечала пленница.

– Вы просто смеетесь надо мною! – сердито сказал Граблин и, потянув к себе косу, продолжал: – Ну если вы не хотите мне дать вашу ручку поцеловать, так я буду целовать вашу косу.

– Целуйте, сколько душе угодно: они у меня подвязные.

– Не может быть! в ваши лета вам не позволили бы подвязных кос носить.

– Мне все позволяют, что я хочу делать!

– Но я уверен, что вам не позволяют таких шалостей делать, как вы сейчас со мною сделали.

Пленница молчала.

– Что же вы не отвечаете?

– Она сердита на вас и не хочет с вами говорить! – заметила Соня, появившаяся опять на заборе.

В ее лице столько было лукавства, что Граблин невольно огляделся кругом, нет ли какой западни,

– Ты жаловаться ходила?

– Кому? за что?

– На меня!

– Вот еще! я ходила кофей пить.

– Вы далеко живете? – спросила пленница Граблина.

– Далеко-с! – отвечал Граблин.

Соня засмеялась и, указывая на окна его, сказала:

– Вон, вон его окны, где старуха смотрит.

Граблин быстро повернул голову посмотреть на мать; в то самое время раздался легкий звук ножниц и за ним сильный порыв смеху.

У Граблина в руках остался кончик косы с голубой лентой.

Соня и пленница с визгом исчезли. Граблин стал смотреть в щелку забора, но густые кусты акации мешали ему что-нибудь видеть в саду.

Долго еще Граблин стоял у забора, насторожив ухо, в ожидании, не услышит ли опять веселого смеха и звучного голоса своей ускользнувшей пленницы. Но ожидание было напрасно.

Старуха мать, смотревшая в окно, окликнула своего сына, который, сам не зная отчего, покраснел и побежал домой, совершенно забыв о своем намерении прогуляться.

– Что это ты в чужой сад смотрел? – такими словами встретила его старушка.

– Да там кто-то шалит, так я хотел… – запинаясь, отвечал Граблин.

– Я тоже заметила: моих цыплят заманивают; вчера одного принесли от них: говорят, барыня принесла.

– Вы знаете, кто они такие? – быстро спросил Граблин.

– Нет! девчонка сунула мне в руки цыпленка и убежала.

Поговорив с матерью, Граблин пошел за перегородку, сел за работу и, положив кончик косы с голубой лентой на лист чистой бумаги, поминутно смотрел на него. Он делал предположения, какова должна быть величина волос, каково лицо той, кому они принадлежат, припоминал слова и голос своей пленницы. Работа не шла; наделав ошибок, да, наконец, рассердился, бросил перо и, положив подушку на окно, стал смотреть на забор и на окна серенького домика, примыкавшего к саду, в котором слышался теперь скрип веревочных качелей и звонкий смех.

Стало смеркаться, Граблину было весело лежать на окне, ничего не делая, что редко с ним случалось.

В окнах серенького домика показался огонь. Граблин стал смотреть в него. За круглым столом, на котором кипел самовар, на диване сидела старушка с добрым и кротким лицом. К раскрытому окну подошла женщина в белом платье и села.

Граблин напряг зрение, думая разглядеть ее черты; но было уже темно.

На улице было так тихо, что Граблин слышал разговор в сером домике.

– Лиза, хочешь чаю?

– Нет! – грустно отвечала сидевшая у окна.

– Верно, опять много бегала и устала? – с беспокойством спросила старушка.

– Нет, я не устала! – машинально отвечала Лиза.

– Ну, хочешь молока?

– Нет, мне ничего не хочется!

– Лиза, что с тобою? – пугливым голосом сказала старушка, вставая из-за стола.

– Нет, ничего, ничего, это я так, бабушка! – поспешно отвечала Лиза.

Но Старушка уже стояла у окна и ощупывала голову у Лизы.

– Жар, право, жар! ты не выпила ли чего холодного?

– Ах, бабушка, да ничего! – сердясь и вырывая свою голову, говорила Лиза.

– Ну, ну, опять сердишься! – уходя на свое место, ворчала старушка.

– А зачем вы ко мне пристаете?

В голосе Лизы было столько грусти, что Граблин усомнился в своем первоначальном предположении, будто она была его пленница.