Три страны света

Полинька между тем действительно решилась принять место у одной госпожи, которая согласилась дать ей денег вперед. А деньги необходимы были Полиньке, чтоб расплатиться с девицей Кривоноговой, которая, с тех пор как Полинька задолжала ей, стала очень дерзка с своей жилицей. Нечего и говорить, что поведение Доможирова, начавшего посматривать на окно Полиньки чаще обыкновенного, довершило ярость девицы Кривоноговой и усилило до невыносимой степени ее дерзость. Съехать было необходимо; даже сам башмачник (несчастный башмачник!) чувствовал эту необходимость и с пыткой в груди побежал нанимать ломового извозчика, который должен был перевезти Полинькины вещи.

Увидав, что ломовой извозчик стоит у дома девицы Кривоноговой и что вещи Полинькины укладывают, Доможиров пришел в отчаяние. Он чуть не перекрутил себя пополам (к счастию, лопнул пояс!) с досады, что так много пропустил даром времени, и, как был, в халате, кинулся к Полиньке. Но с половины дороги он воротился, спохватившись, что неприлично свататься в таком виде.

Увидав Доможирова, вбежавшего к ней с испуганным лицом, в сюртуке, Полинька приняла сердитый вид и с упреком сказала:

— Я уж думала, что вы и проститься не придете!

— Палагея Ивановна! что вы! что вы? уезжаете? — сказал запыхавшийся Доможиров и посмотрел вопросительно на Полиньку, на Надежду Сергеевну, на унылого башмачника и даже на Катю и Федю, которые перебирали лоскутки, подаренные им Полинькой, и были очень довольны суматохой.

— Я вас ждала, ждала, наконец соскучилась, и вот теперь еду; прощайте, Афанасий Петрович!

Полинька поклонилась ему.

— Палагея Ивановна, да я думал… я не поверил… и кто же вас знал… — чуть не со слезами говорил Доможиров, запинаясь и покручивая две грациозные кисточки, украшавшие его картуз.

Полинька тяжело вздохнула, причем башмачник вздрогнул, а Надежда Сергеевна с недоумением покачала головой.

— Палагея Ивановна, прикажите внести ваши вещи: Я…

— Мои вещи… зачем это, Афанасий Петрович? — с удивлением спросила она.

— Ах, боже мой! вот дурак, так дурак: жил окно в окно сколько лет… глупая башка, глупая!.. эх!

Так заключил Доможиров, открутив совсем одну кисточку и с негодованием бросив ее на пол.

— Палагея Ивановна! — продолжал он умоляющим голосом, не поднимая головы. — Матушка, прикажите внести все назад… Голубушка! простите меня! я ведь дурак: знаете, не верил!

— Попросите хорошенько! — кокетливо сказала Полинька.

— Ну да как же еще? я уж, право, не знаю.

— Ну, станьте на колени.

— Как на колени?

— Ну, как вы ставите вашего сына.

— Ишь, какая!.. Ну, ну, извольте. Так ли, Палагея Ивановна? так?

Он стал на колени. Очень смешна была вся его фигура, особенно лицо.

Полинька сложила руки и величаво спросила:

— Чего же вы хотите?

— Вашей ручки, ручки вашей.

И он нежно вытянул губы.

Полинька расхохоталась, оттолкнув Доможирова, который так был поражен неожиданной развязкой, что не справился с легким толчком, упал и с разинутым ртом дико смотрел с полу на смеявшуюся Полиньку. Катя и Федя торжествовали, прыгая около распростертого Доможирова и хлопая своими маленькими руками. Они терпеть не могли Доможирова: вечно праздный, он вмешивался в детские распри и, по естественному пристрастию к своему красноухому Мите, всегда обвинял Катю и Федю, жалуясь на них девице Кривоноговой. Башмачник угрюмо помог встать Доможирову и отчистил его сюртук.

— Ну, Афанасий Петрович, — сказала Полинька, — теперь мы квиты! Вы довольно шутили с нами, — вот и вам пора было… не правда ли?

Он с минуту стоял, как ошеломленный, вытаращив глаза, и вдруг разразился потрясающим смехом. Долго хохотал он, хорохорился, поздравлял Полиньку, что она перехитрила его; но слезы слышались в его диком хохоте, и он поминутно сморкался.

— Однакож я шучу, шучу, а уж пора: все готово, — сказала Полинька нетвердым голосом.

Чем ближе подходило время разлуки, тем сильней становилось ей жаль своей комнатки, башмачника и даже Доможирова.

— Ага! шутила, шутила, а теперь, кажется, уж и плакать, — заметила Надежда Сергеевна, которой очень не нравилось, что Полинька начинает бродячую жизнь по чужим домам.

— И не думала! — с досадой сказала Полинька и, чтоб скрыть слезы, вскочила на окно и сняла клетку. Вынув своего снигиря, она поцеловала его, погладила и, держа на пальце, поднесла к форточке,

— Что ты делаешь? — спросила Надежда Сергеевна.

— Выпустить хочу.

— Ведь он умрет с голоду.

— Зато полетает на воле.

И Полинька высунула свой пальчик в форточку: снигирь чивикнул, радостно забил крыльями и порхнул.

— Полетел! — печально сказала Полинька, спрыгнув с окна.

— Полетел! — рыдающим голосом повторил башмачник, у которого вертелся в голове тот день, когда Полинька в первый раз приласкала птичку, а он, гордый и счастливый своим подарком, любовался Полинькой, притаившись у двери.

— Вон он, вон, вон! — закричали Катя и Федя, вскакивая на окно и следя за снегирем; который уселся на крыше Доможирова и припрыгивал и осматривался во все стороны.

— Я его поймаю! — сказал Доможиров и выбежал.