Три страны света

— Она около четырех лет у меня жила; я, можно сказать, знаю ее, как свои пять пальцев.

— Можно ее видеть? — поспешно спросил молодой человек.

— Нет, она уж не живет, но она четыре года жила… я…

— Где же она? скажите скорее ее адрес, — перебил молодой человек.

— Адрес? как не знать мне ее адреса? да кому же, как не мне, и знать-то его! да я ее и пристроила-то на это место; она, можно сказать, должна век помнить мое усердствие; уж я такое доброе сердце имею! я за зло…

— Хорошо-с, только скажите скорее, куда она переехала? — с нетерпением перебил ее молодой человек.

Девица Кривоногова, рассерженная, что ей мешают перечесть свои добродетели, переменила тон и сухо спросила:

— А вам на что?

— Как! да мне нужно, я имею дело! — отвечал молодой человек, удивленный таким вопросом.

— Какое? что вам за дело? То есть, примерно, вам следует знать, где она проживает или просто так: любопытство? Так я все знаю: я сама видела, как она в каретах разъезжает!.. Да-с, у меня тридцать рублей платила за квартиру с дровами; а я по два месяца денег ждала, бывало…

— Извините, мне некогда слушать, прошу только сказать скорее, куда она переехала? — сердито сказал молодой человек.

Грудь девицы Кривоноговой заколыхалась.

— Я не указчик, — отвечала она с гордостью. — Честью все сделаю, силой — ничего не заставите! Извольте итти, ищите сами, если так!

И, поймав опять собачонку, она принялась сечь ее с новым увлечением.

Молодой человек с минуту стоял, как потерянный.

— Да скажите хоть, где живет какой-то Карл Иваныч? — закричал он, наконец, девице Кривоноговой, которая, повернувшись к нему своей массивной спиной, повторяла визжавшей собачонке:

— Не играй, не играй, не ходи, не ходи на чужой… Да что пристал, прости господи! — ответила она молодому человеку, повернувшись, и потом снова обратилась к своей жертве.

В это время Доможиров надсаживал горло, крича из своего окна молодому человеку:

— Кого надо? кого?

Молодой человек сказал ему, что ищет девицу Климову и Карла Иваныча.

— Погодите, — крикнул Доможиров и сбежал вниз. — Вы ее знаете? — сказал он впопыхах, выбегая из ворот.

— Нет, но…

— Так вы не знаете? а! так вы не знаете. Да она…

В ту минуту собачонка, отчаянно взвизгнув, вырвалась из рук своего палача и пустилась бежать. Девица Кривоногова, забыв свою полноту, с криком пустилась догонять ее, грозно потряхивая в воздухе розгой.

Доможиров позабыл молодого человека и пристально следил за щенком и его преследовательницей; он дрожал, если она настигала щенка, заливался радостным смехом, когда щенок увертывался. И молодой человек невольно увлекся зрелищем, которое давала девица Кривоногова всему Струнникову переулку.

— Ай, кажись, поймает! — с ужасом кричал Доможиров.

Точно, девица Кривоногова схватила уже собачонку за короткий обрубленный хвостик, уже воздух потрясся ее победоносным криком: «Ага!», но вдруг собачонка скользнула между ног девицы Кривоноговой и пустилась бежать назад; а девица Кривоногова, запутавшись в платье, стала на четвереньки.

Доможиров сел у ворот, скорчившись, как будто ему сводило живот, и неистово смеялся.

— Что, упустили? ха! ха! ха! — сказал он, когда девица Кривоногова, подобно полководцу, возвращающемуся с поля проигранного сражения, уныло приблизилась к своему дому.

— Погоди, — пробормотала она сквозь зубы, бросив злобный взгляд на своего соседа. — Я вот повешу ее перед твоим носом, так уж она не будет тебя больше тешить да играть с твоими котятами!

Доможиров повел молодого человека к башмачнику.

Башмачник лежал за перегородкой, бледный, исхудалый.

Узнав, что молодой человек ищет Полиньку, чтоб отдать ей письма жениха, найденные в конторе Кирпичова, он приподнялся и сказал ему слабым голосом:

— Я не советую вам ходить к ней: она… она никого не хочет знать.

И он стал кашлять.

— По письму, которое я прочел, — заметил молодой человек, в котором читатель узнал Граблина, — видно, что она не из таких…

Башмачник быстро вскочил и замахал руками.

— Вот-с все так, — шепнул Граблину Доможиров. — Начнешь дело ему говорить, а он на стену лезет. И ведь как изменился! иной подумает, что он человек пьющий: так извелся!

— Я раз двадцать был у нее, — начал с жаром башмачник, — меня не пустили, да и никого! Она никого не хочет видеть. А сама… я знаю… да, я знаю! она ходит в шелковых салопах и катается. Вот он, — продолжал башмачник, вздрогнув и указав на Доможирова, — вот он видел ее, поклонился ей, она отвернулась! А что говорит прислуга… Боже мой!

И он закрыл лицо руками и зарыдал было, но кашель помешал ему.

— Я все-таки считаю долгом своим отдать ей письма, — сказал решительно Граблин.

— Не ходите, прошу вас, не ходите! не отдавайте ей его писем: уж теперь поздно, поздно! — умолял башмачник.

— Конечно, — начал Доможиров. — И что ей теперь в женихе? слава богу, не в бедности…

— Замолчите, замолчите! — отчаянно воскликнул башмачник, зажимая уши.

Он бросился лицом в подушки и стал кашлять.