Три страны света

И старушка украдкой вытерла слезы и с принужденной веселостию продолжала:

— Ну уж, Митя, как-нибудь пробьемся до сентября! авось, бог даст, справимся. Я бы и не пикнула: слава богу, сыта! да вот что: на вас-то глядя, у меня сердце надрывается. Ни платья, ни сапог, шинелишка холодная, а время зимнее, да ты же еще и кашляешь.

— Ну, что делать, погодите, маменька, вот если мне удастся картина, что я начал… о! я тогда не буду двадцать раз рисовать какую-нибудь тупую рожу, вот как теперь. Все одно и то же за какие-нибудь пять рублей. У меня будут покупать картины и заказывать, а если пошлют в Италию… ах, маменька!

И Митя в каком-то восторге обвил шею матери и заплакал. Долго мать и сын мечтали о будущем счастии. Пробило два часа.

— Митя, пора спать! — заметила старушка.

— Да, пора, прощайте!

И Митя простился с матерью и пошел за перегородку. Долго он еще сидел у стола с карандашом в руках и что-то рисовал. Глаза его блистали, румянец ярко играл на щеках, и веселая улыбка не сходила, с его губ. Портрет толстой купчихи и копия с него были брошены под стол. Свечи догорели. Митя с неудовольствием оставил карандаш и кинулся на диван, но, прежде чем заснул, долго еще кашлял…

Утром, едва рассвело, Катя встала, не спуская глаз с матери, еще спавшей, оделась, накинула старый салоп и шляпку и на цыпочках прокралась в кухню. Через минуту мимо замерзшего окна мелькнула ее тень. В это самое время дверь скрипнула в перегородке, и Митя высунул голову и пугливо оглядел комнату. Улыбка удовольствия разлилась по его изнеможенному лицу при виде пустой кровати сестры, и он проворно притворил дверь.

Пробило девять часов. Старушка перевернулась на другой бок. Митя высунул голову и тревожно смотрел на мать, которая, не открывая глаз, сказала:

— Катя, а Катя? вставай!

Митя на цыпочках прокрался в кухню и стал шуметь в ней.

— А, ты уж встала, ну?.. сейчас, сейчас… заболталась с вечера! — пробормотала старушка и замолкла.

Митя выглянул из кухни и, видя, что мать опять заснула, прокрался в свой угол и занялся около своей картины. Он так углубился в работу, что не слыхал, как старушка проснулась. Она сидела на постели и ощупывала голову и грудь.

— Катя, Катя! — слабым голосом сказала старушка.

Митя кинулся в комнату и быстро спросил:

— Что вам?

— Катю мне нужно! пошли ее ко мне, Митя! — и, как бы рассуждая сама с собою, она продолжала: — Верно, это я вчера в сенях простудилась?.. Что-то так тяжело!.. да где же Катя? — с сердцем спросила старушка.

— Я ее послал купить мне красок, — отвечал Митя из-за перегородки.

— Уж, право, Митя, мне, признаться, не нравится, что ты ее стал так часто усылать из дому: она девушка молодая, чего доброго, еще встретится кто с ней да… Ох! — вскрикнула вдруг старушка: — что-то колет в грудь!.. Митя, вынь хоть ты мне фуфайку из комода: такой холод здесь!

— Истопить, что ли? а вы полежите, — сказал Митя, выглянув из двери.

Старушка горько улыбнулась и сказала:

— Истопить?.. ах, Митя, Митя! у нас еще вчера дрова все вышли.

В кухне послышался шорох. Митя кинулся туда, а старушка радостно крикнула:

— Катя, что ли?

Ответа не было. Из кухни слышался шепот. Старушка с беспокойством стала прислушиваться, и вдруг на ее лице показались сильное беспокойство. Она стала одеваться И крикнула:

— Митя! да с кем это ты говоришь?

Митя, бледный, вошел в комнату: руки его дрожали, губы как-то странно улыбались.

— Кто? Катя? — спросила мать.

— Нет!.. это… Дарья приходила… спрашивать, нужна ли она сегодня? — задыхающимся голосом отвечал Митя, стараясь повернуться спиной к матери.

— Она не нужна сегодня тебе? — радостно спросила старушка.

— Нет, нужна, — отрывисто отвечал Митя.

Старушка тяжело вздохнула.

Через десять минут все было прибрано старушкой, которая охала, что Катя долго нейдет и что у ней боль в груди.

Митя, не отвечая на вопрос «куда он?», накинул шинель и ушел. Через четверть часа Катя возвратилась домой, а вскоре за ней воротился и Митя. Старушка, поворчав, улеглась на диван, жалуясь на холод. Катя села шить, прибрав все в кухне и в комнате. Кушанье не готовилось, потому что не было дров. Митя сидел за работой, по временам вставал и ходил скорыми шагами за своей перегородкой. Вдруг сильный стук раздался из кухни. Старушка вскочила с дивана и кинулась туда, Катя, побледнев, тоже привстала, и Митя поспешно раскрыл свою дверь.

— Что, дома? — громко, насмешливым голосом спросил кто-то,

— Дома, пожалуйте к нему! — холодно отвечала старушка, возвращаясь в комнату. — Митя, к тебе пришли, — сказала она.

Позади старушки шла высокая, стройная женщина. Черты лица ее были неуловимы: оно было изрыто страшными рябинами; глаза дико блестели под нависшими веками, густые брови были местами как будто выжжены; черные волосы резко выставляли глубокие рябины на открытом лбу. Она как-то надменно улыбалась, идя позади старушки.

— Катерина Петровна, здравствуйте, — закричала, смеясь, высокая женщина и сделала было шаг к Кате, но старушка заслонила ей дорогу и, указывая на дверь к Мите, сказала:

— Нет-с, сюда!

— Я знаю дорогу! — нагло отвечала высокая женщина и опять крикнула Кате: