Три страны света

В четвертой части романа главы третья ("Ночные приключения Полиньки") и четвертая ("Перевороты в Струнниковом переулке") в основном написаны, по нашему мнению, Панаевой, хотя вполне возможно, что в воссоздании образов старьевщицы и шарманщика, а также в повествовании о "шутках" Доможирова принимал участие Некрасов. Восьмая ("Чужой дом") и девятая ("У постели умирающего") главы, в которых речь идет о пребывании Полиньки в доме Бранчевских, очевидно, написаны Панаевой.

В работе над пятой частью романа Панаева не участвовала, но шестая часть, начиная с пятой главы, и все главы седьмой части (за исключением последней главы "Киргизские степи") принадлежат ее перу. Здесь повествуется об изгнании Полиньки из дома Бранчевских, о ее встрече со старьевщицей, дается история происхождения Полиньки, наконец Седьмая часть романа дает "Историю горбуна". В последней восьмой части романа Некрасов и Панаева, очевидно, работали сообща над тремя последними главами. Главы третья ("Шалость") и четвертая ("Сватовство и его последствия"), в которых дается история любви Граблина к Лизе, очевидно, также принадлежат Панаевой,

Указанным выше исчерпывается, как мы думаем, написанное Панаевой. Некрасову же принадлежат прежде всего главы, рисующие путешествия Каютина. Следовательно, восьмая глава второй части ("Выстрел"), с которой начинается повествование о путешествиях главного героя "Трех стран света" и в которой, кстати сказать, содержится биография Каютина, многими своими чертами совпадающая с биографией самого Некрасова, — написана Некрасовым, как и следующие за ней четыре главы третьей части романа. В четвертой части к написанным Некрасовым относятся пятая, шестая, седьмая и десятая главы, в которых речь идет о кружении барок Каютина на Боровицких порогах, о встрече Каютина с Антипом Хребтовым и начале их промысловой экспедиции на Новую Землю. Вся пятая часть романа является повестью об этой северной экспедиции. В нее входит рассказ Антипа Хребтова о "похождении Никиты Хребтова с пятью товарищами в Камчатке и в Русской Америке". Как заключение к путешествиям Каютина, написаны Некрасовым глава двенадцатая седьмой части ("Киргизские степи") и первая глава восьмой части ("Записки Каютина").

Не вызывает особых сомнений принадлежность Некрасову и тех глав романа, которые изображают книгопродавца Кирпичова, его магазин и библиотеку, нравы и времяпрепровождение как его, так и окружающей его среды. Из двух соавторов только Некрасов, которому в годы его "петербургских мытарств" постоянно приходилось не только встречаться, но и входить в тесное общение на деловой почве с книгопродавцами и книгоиздателями, в том числе и с Поляковым, послужившим прототипом для образа Кирпичова, — только Некрасов мог написать об этом с полным знанием дела.

Точно так же, когда в романе даются зарисовки быта петербургской бедноты, естественно считать, что и эти главы написаны Некрасовым, ибо именно ему, автору "Петербургских углов", эта тема была наиболее близка и несравненно более знакома, чем Панаевой. Следовательно, главы четвертая ("Книжный магазин") и пятая ("Как кутит Кирпичов") во второй части романа, а также первая, вторая, третья, четвертая главы шестой части, в которых продолжается история Кирпичова и вводится образ Граблина, принадлежит перу Некрасова.

Несомненно, что степень участия Некрасова в создании романа "Три страны света" весьма значительна. Во всяком случае доля написанного непосредственно Некрасовым составляет не менее половины всего произведения, не говоря уже о том, что, как пишет А. Н. Пыпин, "общий план и тон этих романов (имеются в виду "Три страны света" и "Мертвое озеро") дан, конечно, Некрасовым".

***

Роман "Три страны света" имел значительный успех у читателей и в годы своего появления на Страницах "Современника", и при последующих его переизданиях. Однако критическая литература о романе невелика. В 1849 году роман был отмечен двумя отзывами Ап. Григорьева — критика, стоявшего на враждебных "натуральной школе" позициях. Этим именно прежде всего объясняется резко отрицательная позиция Ап. Григорьева в оценке романа в целом, хотя и смягченная рядом существенных оговорок, в которых критик признает художественную силу некоторых глав и отдельных образов романа (образ Душникова, глава "Деревенская скука", главы, посвященные Новой Земле и др.).