Три судьбы

Рисковать так рисковать. Она отправилась в офис «Уайли Антикс» на такси. Тайя хорошо знала себя. Если бы она вернулась домой в таком настроении, то начала бы киснуть и в конце концов решила бы, что мать права. В том, что касалось ее здоровья, Малахии и постыдной тяги к противоположному полу.

Обиднее всего было то, что ей действительно хотелось домой. Хотелось задернуть шторы, укрыться в своей пещере с таблетками, ароматерапией и холодным успокаивающим компрессом на глазах. «Иными словами, уподобиться матери», – с отвращением подумала она. Ей нужно было чем-то занять себя, найти себе дело, и головоломка с дневником и Судьбами для этого вполне годилась.

Тайя расплатилась с таксистом, вышла из машины и немного постояла на тротуаре перед зданием «Уайли Антикс». Как обычно, она ощутила прилив восхищения и гордости. Красивый старый особняк с дверью из закаленного стекла стоял здесь сотню лет.

Когда она была младше, отец раз в неделю брал ее с собой на работу – вопреки предсказаниям и дурным предчувствиям своей супруги. Приводил в сокровищницу, пещеру Аладдина. И терпеливо – Тайя поняла это только сейчас – учил разбираться в эпохах, стилях, дереве, стекле, керамике. И тому, что со временем некоторые безделушки, которые собирают люди, становятся настоящей редкостью.

Тайя старательно училась и, видит бог, хотела сделать отцу приятное. Но она никак не могла угодить сразу и отцу, и матери, никогда не могла занять правильную позицию в этом постоянном перетягивании каната, которым занимались ее родители. Боязнь сделать ошибку и подвести отца мешала ей найти общий язык с клиентами и покупателями и помнить все тонкости дела. В конце концов отец счел ее безнадежной, и ей трудно было что-либо на это возразить.

И все же стоило Тайе войти в офис, как она вновь почувствовала прилив гордости. Тут было так красиво, уютно и стильно. В отличие от родительского дома, здесь все постоянно менялось. Тайя не уставала удивляться, заметив, что знакомая вещь исчезла, а ее место заняла другая. Она ощущала трепет, когда замечала перемену и обнаруживала что-то новое. Тайю восхитило стоявшее в вестибюле канапе. Стиль ампир, решила она. Десятые-двадцатые годы девятнадцатого века. Пара белых позолоченных угловых столиков была новым приобретением, но подсвечники в стиле рококо стояли здесь еще до ее отъезда в Европу.

Она прошла в первый демонстрационный зал, увидела отца и снова испытала гордость. Он был таким сильным, таким красивым! Его седые волосы были пышными и густыми, как мех норки, брови – черными, как ночь. Маленькие очки в прямоугольной оправе не скрывали его умных темных глаз. Стройную фигуру облегал итальянский синий костюм в полоску.

Отец обернулся, увидел ее, после небольшой заминки улыбнулся, передал накладную служащему, с которым разговаривал, и поспешил к дочери.

– Что, странница, вернулась? – Он наклонил голову и едва коснулся губами ее щеки. А было время, когда он подбрасывал ее в воздух, заставляя визжать от страха и удовольствия, и ловил большими сильными руками. – Как прошла поездка?

– Хорошо. Очень хорошо.

– Ты уже виделась с мамой?

– Да. – Тайя отвела взгляд и уставилась на витрину. – Я только что от нее. Мне очень жаль, но у нас вышла размолвка. Боюсь, она обиделась на меня.

– Ты перечила матери? – Отец снял очки и начал протирать стекла белоснежным носовым платком. – По-моему, в последний раз это произошло в начале девяностых. Из-за чего вы поссорились?

– Нет, ссоры не было. Но боюсь, что, когда вечером ты придешь домой, она будет расстроена.

– Твоя мать бывает расстроена каждый вечер. Если этого не случится, я решу, что ошибся адресом. – Отец рассеянно потрепал ее по плечу. Это означало, что его мысли уже далеко отсюда.

– Папа, если у тебя есть свободная минута, я хотела бы поговорить с тобой о Трех Судьбах.

Упоминание о статуэтках снова заставило отца сосредоточиться.

– О Трех Судьбах? А что такое?

– Вчера у меня была одна беседа, после которой я вспомнила о них. И о дневнике Генри Уайли. Я с удовольствием перечитала бы его. Честно говоря, я подумала, что история этих статуэток могла бы стать главой моей новой книги.

– Твой интерес очень ко времени. Несколько недель назад я беседовал о Трех Судьбах с Анитой Гай.

– Мама уже говорила мне об этом. Думаешь, у нее есть ниточка к двум статуэткам, которые еще существуют?

– Если и есть, то выяснить это мне не удалось. – Он снова надел очки и плотоядно улыбнулся. – Хотя я и пытался. Если она сумеет найти одну статуэтку, это вызовет среди антикваров определенный интерес. Если две – изрядный переполох. Но для настоящего бума нужны все три.

– А третья, если верить дневнику, лежит на дне Северной Атлантики. И все же мне интересно. Ты не будешь возражать, если я возьму тетрадь?

– Дневник представляет собой значительную ценность для семьи, – начал отец, – не говоря о его исторической и материальной ценности как памятника своей эпохи.

Раньше Тайя отступилась бы, но теперь…

– Ты давал его мне, когда я была двенадцатилетней девочкой, – напомнила она.

– Тогда я еще надеялся заинтересовать тебя историей нашего рода и семейного бизнеса.

– А я тебя разочаровала. Мне очень жаль, – вздохнула Тайя. – И все же мне бы очень хотелось увидеть тетрадь. Если ты не хочешь давать мне дневник домой, я могу изучать его здесь.

Отец начал проявлять признаки нетерпения.

– Я дам тебе дневник. Он наверху, в хранилище.

Он шагнул к лестнице. Тайя вздохнула, вышла в вестибюль, села на край канапе и принялась ждать. Когда отец спустился, Тайя поднялась ему навстречу.

– Спасибо. – Она прижала к груди тетрадь в выцветшем кожаном переплете. – Я буду очень осторожно обращаться с ним.

– Ты со всем обращаешься очень осторожно, Тайя. – Отец подошел к двери и открыл ее. – Думаю, именно поэтому ты все время разочаровываешься.