— Не знаю. Могу только предполагать. Если моя догадка подтвердится, позвоню. Не станет же Скворцов стрелять в меня!
— Не могу за это поручился.
После смерти мужа Антонина Ефимовна периодически не ночевала в своей квартире, и Сергей понял, что она ездит в дом своего давнего любовника и его биологического отца Волошина. Сергей с ним с тех пор, как узнал правду о своём рождении, ни разу не встречался. Да и раньше они не часто виделись, дела обычно велись через Захара, доверенного лица вора в законе, а теперь и через Антонину. Сергей догадывался, что мать ездит в какое-то село на пригородном автобусе, потому что в машинах блатняков, работающих на Волошина, светиться не хочет. Это бросило бы тень на репутацию семьи.
В сентябре девяноста пятого года он дожидался возвращения матери в её квартире, нужно было согласовать с ней детали очередной коммерческой сделки. Она открыла дверь своим ключом, прошла в кухню, где он ужинал в одиночку, поставила на стол плетёную корзину с крупными зелёными яблоками и принялась перекладывать их в глубокую вазу. На дне корзинки остался целлофановый пакет, Антонина протянула его Сергею и сказала:
— Вот, отец передал, велел один особнячок в центре выкупить.
Сын заглянул в пакет и недоуменно спросил:
— Ты везла пачку долларов на автобусе?
— Так надёжнее, чем на попутке. Кто знает, что у бабки лежит в корзинке? Яблоки и яблоки.
— И то верно, — согласился Сергей, отметив, что мать
Ещё через два года Антонина стала пропадать на все рабочие дни, возвращаясь в город только на субботу и воскресенье.
— Такая прямо любовь-морковь, что вообще дома жить перестала? — психанул однажды сын, которому срочно нужна была подпись матери на учредительных документах создаваемого предприятия, а он никак не мог с ней связаться.
— Какая там морковь, — печально отозвалась она. — Умирает Серёжа. Лагерная жизнь даром не проходит. Рак поджелудочной у него, в последней стадии уже, постоянный уход нужен. Чужих он возле себя видеть не хочет, а Захар, хоть он и хозяйственный, всё же мужик, что-то сделает, как надо, а чего-то толком не сможет… Отец хочет с тобой попрощаться. Давай съездим на днях. Мало ему уже осталось.
— Ладно, съездим, — согласился сын.
Дом отошедшего от дел вора в законе оказался на окраине села, у самого леса, за высоким кирпичным забором, из-за которого виднелась только вишнёвая черепичная крыша добротного одноэтажного строения, сложенного из светлых брёвен. Остановив джип у роллетных ворот, Сергей посигналил, и металлическая конструкция поползла вверх, освобождая пространство для проезда в выложенный разноцветной плиткой широкий двор.
Захар, мужчина лет сорока пяти, среднего роста и плотного телосложения, встречая их с матерью на крыльце, почтительно поздоровался, в прихожей принял их одежду и пристроил на деревянную вешалку. Антонина сразу ушла в одну из комнат, а Сергея встречающий повёл осматривать дом, и первый ещё раз про себя отметил, какое у второго невзрачное и незапоминающееся лицо.
Дом показался Скворцову основательным и надёжным. В нём располагались две просторные спальни, зал с камином, кабинет с книжными полками, кухня с широченной печью и ванная комната. Боковая дверь вела в небольшую пристройку, в которой находились ещё одна спальня, санузел и кладовая с глубоким подвалом, широкие полки которого снизу доверху были уставлены коробками, банками и бутылками, словно хозяева собирались пережить здесь долгую блокаду. В этой части дома, имеющей выход во внутренний двор, жил Захар. Территория приусадебного участка оказалась огромной, равномерно усаженной вдоль всего забора невысокими хвойными деревьями. За домом разбит небольшой фруктовый сад.
Волошин сидел в зале в кресле-качалке у камина. Вязаный пуловер казался на нём огромным, что ещё больше подчеркивало, насколько хозяин дома за последние годы исхудал. Сергей пожал его усохшую слабую руку и присел в кресло напротив. Антонина вышла из комнаты со словами:
— Пойду чайку соображу.
— Привет, сын, — просто сказал Волошин, словно они виделись только вчера и спросил: — Как тебе мои хоромы?
— Всё очень хорошо обустроено, — признал Сергей. — Я полагал, что срубы отошли в прошлое, но здесь прекрасно сочетаются традиционность и современность.
— Только я уже слишком древний, — усмехнулся Волошин. — Уходить пора. И не вздумай говорить, что поживу ещё. Сам видишь, как выгляжу. А что чувствую, лучше тебе не знать. Дом этот твой. Он на Захара оформлен, чтобы никаких моих следов, но завещание им на тебя написано. Это последнее, что я тебе оставляю. Ну, и долларов ещё немного в сейфе.
— Деньги у меня есть.