Три тополя

По плотине Капустин шагал быстро, будто только еще спешил на рыбалку, к заветному месту. Издалека приметив его без рыбы, Воронок укрылся под каменным устоем, чтоб не задевать учителя расспросами: рыбы и у него не прибавилось с ночи. Никому не было дела до Капустина, — подход голавлей всех взбудоражил. На правом берегу дело шло к драке: продремавшие на устое пришлые рыбаки никого не подпускали к «печке», пытались завести в нее капроновую сеточку с привязанным камнем: бурлящая вода сминала ее, скручивала, выталкивала вверх и утягивала книзу, будто вываривала в крутом кипятке. Медную сеточку шлюзовского водолаза они выкинули, отказались сложить разбросанные ими дубовые щиты, похвалялись сбросить щиты в реку: трое пришлых не могли ловить с плотины — у них ни пенопластовых больших поплавков, ни чиликанов — и с завистливой злобой, с обидой на белый свет наблюдали, как берут голавлей молчаливые, хорошо приготовленные к речной страде рыбаки.

У электростанции перед Алексеем возник Митя, поднялся с тележки с железными, вросшими в землю колесами.

— Не кидал? — спросил мальчик: учитель без улова, теперь скажет, что спиннинг виноват, был добычливый, а в руках Мити испортился.

— Только и радости, что оборвался, — легко признался Капустин. Он опустился на тележку, протянул спиннинг Мите. — Спиннинг в порядке, рыбак сплоховал.

— Зачем в «тихой» бросал? Там сеть стоит.

Так и есть, Воронок и тут побывал и, сочувствуя, ославил его на всю реку.

— Воронок сказал: три блесны у тебя накрылось. — Капустин не возражал: три так три, Яшка одну оборвал, вторая пропала бы, если бы Яков не сплавал, не отцепил, а третью ему же и подарил, выходит — три. — Инженера коломенского видел? Не видел… — У Мити отлегло от сердца. — Мы с Иваном приметили тебя, когда ты с Александрой стоял. Тебе бы кидать, а не лялякать! — строго заметил Митя.

По зеленому холму, за конторой шлюза разбредались десятка два хозяйских коров, высоко в тополях и липах пели иволги, мир пробуждался, оживал, только серый корпус электростанции смотрел мертво и глухо.

— Станция давно стоит? — спросил Капустин.

— Накрылась станция! Все! Концы! — ожесточенно воскликнул Митя. — Нас к сети подключили. — Он грустящим взглядом охватил бетонный утюжок, с подтеками давней побелки. — Тебе не жаль?

— Жаль… — отозвался Капустин.

В этом они были ровня: оба сызмальства привыкли гордиться станцией. На всей Оке, а им казалось, и на целом свете не было ни такой плотины, ни такой станции, а строили их деды и отцы. Каждому хоть раз довелось заглянуть в храмовую строгость рабочего зала, поразиться его высоте, машинам, устрашающему гулу, шелесту приводных ремней, керамической плитке, холодившей ступни в летний зной.

— Давеча ворота открывали, не скоро открылись, ржавеют, — сказал Митя. — Двое работников остались: техник и сторож. Ни за что деньги гребут — чего тут сторожить! Пускали бы ее летом, вода даровая бежит…

— У Прокимнова на ряжах был? — Капустин поглядывал на стремительный поток, посреди которого сидел муж Саши, накрыв ряж так, будто располагался прямо на воде.

— Гонит меня Иван, говорит, утону. — Синие немигающие глаза упрямо смотрели на торчащие из воды вершинки свай, Митя мысленно примерялся к ним. — Я там лавить буду… и пройду и брошу.

Муж Вязовкиной будто почувствовал, что говорят о нем, положил на колени спиннинг и призывно помахал кепкой. На темном лице сверкнули в улыбке зубы.

— Тебя зовет? — спросил Капустин.

— Тебя! — ревниво сказал мальчик. — А ты не ходи: ему бы только посмеяться, как ты окунешься. Все он лыбится, а сам хитрый.

Прокимнов достал сигарету и спички из нагрудного кармана и закурил, выжидая. Надо идти, сбросить с себя неловкость, скованность, глупое чувство вины.

— Ты полови, а я пойду. Ничего со мной не случится.

Ряжи обнажились, когда стала электростанция. Сваи тянулись сдвоенным редким строем, под водой их вязали короткие бревна, и в эти зеленоватые, склизкие срубы набит камень. Прежде река сшибалась здесь с яростным, кинжальным, вырывавшимся от турбин потоком и все закрывала дыбящаяся вода. Теперь Ока напористо, широко неслась вдоль ряжей, охлестывая и сбивая с ног рыбаков. По осклизлым, укрытым летящей водой бревнам, упираясь спиннингом в камни, можно было добраться до крайних свай и, сидя на тычке, забрасывать в простор реки.