Я остановился перед ярко освещенными стеклами крупного мехового магазина. Вечера стали прохладными. В витринах красовались пышные связки серебристых чернобурок и теплые зимние шубки. Я посмотрел на Пат; она всё еще носила свой легкий меховой жакет. Это было явно не по сезону.
— Будь я героем фильма, я вошел бы сюда и подобрал бы тебе шубку, — сказал я.
Она улыбнулась:
— Какую же?
— Вот! — Я выбрал шубку, показавшуюся мне самой теплой.
Она рассмеялась:
— У тебя хороший вкус, Робби. Это очень красивая канадская норка.
— Хочешь ее?
Она взглянула на меня:
— А ты знаешь, милый, сколько она стоит?
— Нет, — сказал я, — я и не хочу этого знать. Я лучше буду думать о том, как стану дарить тебе всё, что только захочу. Почему другие могут делать подарки любимой, а я нет?
Пат внимательно посмотрела на меня:
— Робби, но я вовсе не хочу такой шубы.
— Нет, — заявил я, — ты ее получишь! Ни слова больше об этом. Завтра мы за ней пошлем.
— Спасибо, дорогой, — сказала она с улыбкой и поцеловала меня тут же на улице. — А теперь твоя очередь. — Мы остановились перед магазином мужских мод.
— Вот этот фрак! Он подойдет и моей норке. И вот этот цилиндр тоже. Интересно, как бы ты выглядел в цилиндре?
— Как трубочист. — Я смотрел на фрак. Он был выставлен в витрине, декорированной серым бархатом. Я внимательнее оглядел витрину. Именно в этом магазине я купил себе весной галстук, в тот день, когда впервые был вдвоем с Пат и напился. Что-то вдруг подступило к горлу, я и сам не знал, почему. Весной… Тогда я еще ничего не знал обо всем…
Я взял узкую ладонь Пат и прижал к своей щеке. Потом я сказал:
— К шубке надо еще что-нибудь. Одна только норка — всё равно что автомобиль без мотора. Два или три вечерних платья…
— Вечерние платья… — подхватила она, останавливаясь перед большой витриной. — Вечерние платья, правда… от них мне труднее отказаться…
Мы подыскали три чудесных платья. Пат явно оживилась от этой игры. Она отнеслась к ней совершенно серьезно, — вечерние платья были ее слабостью. Мы подобрали заодно всё, что было необходимо к ним, и она всё больше загоралась. Ее глаза блестели. Я стоял рядом с ней, слушал ее, смеялся и думал, до чего же страшно любить женщину и быть бедным.
— Пойдем, — сказал я наконец в порыве какого-то отчаянного веселья, — уж если делать что-нибудь, так до конца! — Перед нами была витрина ювелирного магазина. — Вот этот изумрудный браслет! И еще вот эти два кольца и серьги! Не будем спорить! Изумруды — самые подходящие камни для тебя.
— За это ты получишь эти платиновые часы и жемчужины для манишки.
— А ты — весь магазин. На меньшее я не согласен…
Она засмеялась и, шумно дыша, прислонилась ко мне:
— Хватит, дорогой, хватит! Теперь купим себе еще несколько чемоданов, пойдем в бюро путешествий, а потом уложим вещи и уедем прочь из этого города, от этой осени, от этого дождя…
"Да, — подумал я. — Господи, конечно да, и тогда она скоро выздоровеет!" — А куда? — спросил я. — В Египет? Или еще дальше? В Индию и Китай?
— К солнцу, милый, куда-нибудь к солнцу, на юг, к теплу. Где пальмовые аллеи, и скалы, и белые домики у моря, и агавы. Но, может быть, и там дождь. Может быть, дождь везде.
— Тогда мы просто поедем дальше, — сказал я. — Туда, где нет дождей. Прямо в тропики, в южные моря.
Мы стояли перед яркой витриной бюро путешествий "Гамбург — Америка" и смотрели на модель парохода. Он плыл по синим картонным волнам, а за ним мощно поднималась фотографическая панорама небоскребов Манхэттана. В других витринах были развешаны большие пестрые карты с красными линиями пароходных маршрутов.
— Ив Америку тоже поедем, — сказала Пат. — В Кентукки, и в Техас, и в Нью-Йорк, и в Сан-Франциско, и на Гавайские острова. А потом дальше, в Южную Америку. Через Мексику и Панамский канал в БуэносАйрес и затем через Рио-де-Жанейро обратно.
— Да…
Она смотрела на меня сияющим взглядом.
— Никогда я там не был, — сказал я. — В тот раз я тебе всё наврал.
— Это я знаю, — ответила она.
— Ты это знаешь?
— Ну конечно, Робби! Конечно, знаю! Сразу поняла!
— Тогда я был довольно-таки сумасшедшим. Неуверенным, глупым и сумасшедшим. Поэтому я тебе врал.
— А сегодня?
— А сегодня еще больше, — сказал я. — Разве ты сама не видишь? — Я показал на пароход в витрине. — Нам с тобой нельзя на нем поехать. Вот проклятье!
Она улыбнулась и взяла меня под руку:
— Ах, дорогой мой, почему мы не богаты? Уж мы бы сумели отлично воспользоваться деньгами! Как много есть богатых людей, которые не знают ничего лучшего, чем вечно торчать в своих конторах и банках.
— Потому-то они и богаты, — сказал я. — А если бы мы разбогатели, то уж, конечно, ненадолго.
— И я так думаю. Мы бы так или иначе быстро потеряли свое богатство.
— И может быть, стремясь поскорее растранжирить деньги, мы так и не сумели бы толком насладиться ими. В наши дни быть богатым — это прямо-таки профессия. И совсем не простая.