Три товарища

— Пробную поездку? — переспросил он так, словно я предложил ему искупаться.

— Ну да, проедем. Вы же должны сами убедиться, на что способна машина. Она просто стелется по дороге, идет, как по рельсам. И мотор тянет так, словно этот тяжеленный кузов легче пушинки.

— Эти уж мне пробные катания! — он пренебрежительно отмахнулся. — Пробные катания ничего не показывают. Недостатки машины обнаруживаются только потом.

„Еще бы, дьявол ты чугунный, — думал я обозленно, — что ж ты хочешь, чтобы я тебя носом тыкал в недостатки?“

— Нет так нет, — сказал я и простился с последней надеждой. Этот субъект явно не собирался покупать.

Но тут он внезапно обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и спросил тихо, резко и очень быстро;

— Сколько стоит машина?

— Семь тысяч марок, — ответил я, не сморгнув, словно из пистолета выстрелил. Я знал твердо: ему не должно ни на мгновенье показаться, будто я размышляю. Каждая секунда промедления могла бы обойтись в тысячу марок, которую он выторговал бы. — Семь тысяч марок, нетто, — повторил я уверенно и подумал: „Если ты сейчас предложишь пять, то получишь машину“.

Но Блюменталь не предлагал ничего. Он только коротко фыркнул:

— Слишком дорого.

— Разумеется, — сказал я, считая, что теперь уже действительно не на что надеяться.

— Почему „разумеется“? — спросил Блюменталь неожиданно почти нормальным человеческим тоном.

— Господин Блюменталь, — сказал я, — а вы встречали в наше время кого-нибудь, кто по-иному откликнулся бы, когда ему называют цену? Он внимательно посмотрел на меня. Потом на его лице мелькнуло что-то вроде улыбки:

— Это правильно. Но машина всё-таки слишком дорога.

Я не верил своим ушам. Вот он, наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного покупателя! Или, может быть, это опять какой-то новый дьявольский прием?

В это время в ворота вошел весьма элегантный франт. Он достал из кармана газету, заглянул туда, посмотрел на номер дома и направился ко мне:

— Здесь продают кадилляк?

Я кивнул и, не находя слов, уставился на желтую бамбуковую трость и кожаные перчатки франта.

— Не могу ли я посмотреть? — продолжал он с неподвижным лицом.

— Машина находится здесь, — сказал я. — Но будьте любезны подождать немного, я сейчас занят. Пройдите пока, пожалуйста, в помещение.

Франт некоторое время прислушивался к работе мотора, сперва с критическим, а затем с удовлетворенным выражением лица; потом он позволил мне проводить его в мастерскую.

— Идиот! — зарычал я на него и поспешил вернуться к Блюменталю.

— Если вы хоть разок проедетесь на машине, вы поиному отнесетесь к цене, — сказал я. — Вы можете испытывать ее сколько угодно. Если позволите, если вам так удобнее, то я вечером могу заехать за вами, чтобы совершить пробную поездку.

Но мимолетное колебание уже прошло. Блюменталь снова превратился в гранитный памятник.

— Ладно уж, — сказал он. — Мне пора уходить. Если я захочу прокатиться для пробы, я вам позвоню.

Я видел, что больше ничего не поделаешь. Этого человека нельзя было пронять словами.

— Хорошо, — сказал я. — Но не дадите ли вы мне свой телефон, чтобы я мог известить вас, если еще кто-нибудь будет интересоваться машиной?

Блюменталь как-то странно посмотрел на меня:

— Тот, кто только интересуется, еще не покупатель. Он вытащил большой портсигар и протянул мне. Оказалось, что он всё-таки курит. И, к тому же, сигары „Коронас“, значит загребает деньги возами. Но теперь мне уже всё было безразлично. Я взял сигару. Он приветливо пожал мне руку и ушел. Глядя вслед, я проклинал его безмолвно, но основательно. Потом вернулся в мастерскую.

— Ну как? — встретил меня франт — он же Готтфрид Ленц. — Как у меня получилось? Вижу, что ты мучишься, вот и решил помочь. Благо Отто переоделся здесь, перед тем как пойти в финансовое управление. Я увидел, что там висит его хороший костюм, мигом напялил его, выскочил в окно и вошел в ворота как солидный покупатель. Здорово проделано, не правда ли?

— По-идиотски проделано, — возразил я. — Он же хитрее, чем мы оба, вместе взятые! Погляди на эту сигару. Полторы марки штука. Ты спугнул миллиардера!

Готтфрид взял у меня сигару, понюхал и закурил:

— Я спугнул жулика, вот кого. Миллиардеры не курят таких сигар. Они покупают те, что полпфеннига штука.

— Чепуха, — ответил я. — Жулик не назовет себя Блюменталем. Жулик представится графом Блюменау или вроде этого.

— Он вернется, — сказал Ленп, как всегда преисполненный надежд, и выдохнул сигарный дым мне в лицо.

— Он уже не вернется, — возразил я убежденно. — Однако где это ты раздобыл бамбуковую палку и перчатки?

— Взял в долг. В магазине Бенн и компания, напротив нас. Там у меня знакомая продавщица. А трость я, пожалуй, оставлю. Она мне нравится. — И, довольный собою, он стал размахивать толстой палкой.

— Готтфрид, — сказал я. — Ты здесь погибаешь впустую. Знаешь что? Иди в варьете, на эстраду. Там тебе место.

* * *

— Вам звонили, — сказала Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда я днем забежал ненадолго домой.

Я обернулся к ней:

— Когда?

— С полчаса назад. И звонила дама.

— Что она говорила?