Три церкви

– Не надо, Сона-тота… Спасибо… Письмо, говорят, очень долго шло…

Когда почтальон Вазо ушел, бабушка Сона с письмом в руках вернулась в гостиную, села на тахту и принялась разглядывать конверт: «Украина, город Чертков, от Юрия Середниченко…»

Чертков – это же город, куда Аршак в сорок третьем отправился на Высшие офицерские курсы политруков, вспомнила бабушка Сона. Оттуда офицеров посылали уже на фронт. Аршак в Черткове пробыл год… Письмо важное! Вдруг они запрашивают какие-то документы для местного Архива воинской славы! Нужно прочесть. Аршак-то мой все хуже видит, да и русский я знаю лучше его! И бабушка Сона, опустив со лба очки, открыла конверт и достала письмо. В конверте была еще фотография, скрепкой пришпиленная к листкам: мужчина средних лет, брюнет, усатый…

– Это же мой Аршак в молодости! – сказала вслух Сона. – Но… фотография новая, цветная… Это ж Аршак мой! Вай! Аман! – И она стала читать:

«Уважаемый Аршак Ашотович. Меня зовут Юрий Петрович Середниченко, и я сын Надежды Осиповны, на квартире у которой Вы жили с января по декабрь 1943 года. Вы были молодым офицером, готовящимся отправиться на фронт и, быть может, погибнуть там. Моя мать к тому времени уже получила похоронку на первого своего мужа, погибшего за полгода до Вашего прибытия в г. Чертков. Он так никогда и не стал отцом. Я ношу фамилию второго мужа моей матери, который стал моим отчимом в 1947 году и которому я обязан всем на свете. Вам же, уважаемый Аршак Ашотович, я обязан фактом моего появления на свет, проще говоря – своей жизнью. Знаю, что после освобождения Праги, в 1946 году, по пути на родину, в Армению, Вы на две недели остановились в Черткове у нас с матерью. Мне было тогда три года. Я знаю, что именно Вы подарили мне офицерский кинжал, трофейный. Храню его до сих пор… Зачем я пишу? Подумал, что Вы должны знать. Месяц назад мы похоронили маму, Надежду Осиповну… Пусть земля будет ей пухом… Я знаю – мама хотела бы, чтоб я Вам написал. У меня семья. Скоро родится внук. Не знаю, дойдет ли письмо. В маминых бумагах я нашел лишь один этот довоенный адрес. Если письмо потеряется, значит, так тому и быть… Желаю Вам крепкого здоровья и долгих лет! Ваш Юрий Петрович Середниченко сын Юра».

Сначала у Соны-татик перехватило дыхание, потом она и вовсе перестала дышать, потом задышала, но уже не так, как раньше. Перевела взгляд на мирно спящего после пятидесяти граммов тутовки мужа. Она не знала, разбудить его или нет. Подумала, что, будь она помоложе, – просто выцарапала бы Аршаку глаза, вот так, пока он спит. Или убила б… Ишь! Офицерский кинжал подарил! Я тебе покажу, как строгать на стороне детей! Мальчика хотел, да?

Сона-татик села за письменный стол мужа, достала из ящика лист бумаги, ручку и трясущейся от старости рукой стала писать («Кто бы мог подумать, что через столько лет мне понадобится мой русский! Спасибо тифлисской гимназии!»):