Согласился Аристакес вынужденно – даже несмотря на «художественные рассказы». И пошел курить. Вернувшись на рабочее место через 5 минут 49 секунд, понял: новость о том, что ему поручено написать «книжку» о журнале, разлетелась по всей редакции (источник – конечно же, секретарша шефа, Джуля). И весь остаток дня, чуть ли не каждый сотрудник (включая водителей) считал своим долгом подойти к Аристакесу и, заискивающе поздравив с мнимым днем рождения, попросить, чтобы тот написал о нем в своей книжке.
Лишь одна из немногих штатных журналистов, Лана (которая давала всем как мужчинам, так и женщинам), подошла, когда он в очередной раз курил на балконе четвертого этажа, и, стряхнув с его плеча пепел, сказала своим низким волнующим голосом:
– Не пиши обо мне ничего, ладно? Ну, ты понимаешь… Мама, папа, брат прочтут… Не надо…
Аристакесу стоило огромных усилий не расхохотаться, но он пообещал. Лана тоже странная! Ведь речь шла о рекламном буклете, но она почему-то решила, что Аристакес будет писать подробное исследование… Аристакес спал с ней три раза (до Беллы, понятное дело). В тот третий раз Лана и спросила, не захотел бы Аристакес трахнуть и ее подругу тоже. Но с условием, предупредила Лана, что она должна не только присутствовать, но и участвовать. Аристакес отказался. Лана, похоже, не обиделась, но спать с ним больше не соглашалась.
Ну а потом у него появилась Белла, и он потерял к ней всякий интерес…
– Как ты? Чувствуешь себя сорокалетним?
– Ага! Мертвее не бывает.
– Ты действительно решил написать книгу?
– Да!
– Напишешь обо мне? Я расскажу тебе кучу историй! – Это был Каро! И Аристакес подумал: поразительно, насколько людям хочется быть увековеченными – на фотках порой незнакомых им людей, на страницах еще не существующей книги (причем даже не задумываясь о том, что это будет за книга). Людям хочется обрести бессмертие. Оставить какой-то след или хотя бы стать лужицей в чьем-то следе. Больше всего люди боятся исчезнуть. Навсегда. Бесследно. Вечный кошмар человечества: исчезнуть бесследно…
Каро снова пожал ему руку, поздравляя с днем рождения, и положил на стол сувенирную пишущую машинку (где он ее раздобыл?!). Та… Та пахла так, как пахли игрушечные машинки в детстве. Такие, коллекционные… И когда Каро отчалил, Аристакес поднес сувенирчик к носу и стал жадно вдыхать этот запах…
Вообще-то он ненавидел запахи! Говорят, запах – самый древний и устойчивый из всех видов человеческой (и не только человеческой) памяти. Иногда какой-нибудь слабый-слабый, еле ощутимый, неизвестно откуда взявшийся запах мог поднять в душе бурю давно забытых воспоминаний! И воспоминания, особенно о раннем детстве, могли заставить сердце сжаться до боли. Потому что тогда, в детстве, он был абсолютно счастлив… А с годами становился все несчастнее и несчастнее. В то же время он почему-то всегда чувствовал себя сорокалетним. В шестнадцать лет, в двадцать, в тридцать… И вот ему действительно исполнилось сорок. Хотелось верить, что теперь он наконец успокоится, попав «в свой возраст», и перестанет маяться от преследующей его дисгармонии. Он надеялся на это. И на то, что, даже когда ему исполнится шестьдесят, он все равно будет чувствовать себя сорокалетним.
«Пропади все пропадом! – подумал он. – Все равно дэ-рэ встречать в одиночестве: Белла ушла от меня, а друзья думают, что я буду праздновать с ней вдвоем, и постесняются прийти. Они, конечно, все позвонили, но я им ничего не сказал».
И Аристакес мазохистски решил провести свой мнимый день рождения в мученическом одиночестве. Кокетство? Вероятно. Впрочем, все мазохисты (особенно моральные) и все мученики (высокоморальные!) склонны к кокетству.
Под предлогом «великого юбилея» он отпросился у шефа и выбежал из редакции.
На улице был январь, пахнувший мартом! А значит, не было у него сегодня дня рождения.
Он направился в «Ван Гог» выпить с Эдиком. С Эдиком всегда можно было напиться до беспамятства! Уже целую вечность не существовало рок-группы МДП, но Эдик был, и у него был «Ван Гог». Аристакес летел туда и мысленно говорил с Беллой:
«Ты хоть понимаешь, что не просто бросила меня? Ты меня убила! Отшвырнула назад! В тот душный и бездушный август! Когда ничего не было и казалось, что больше никогда ничего не будет… Что жизнь – это тоннель, свет в конце которого отодвигается по мере твоего приближения, а потом затухает вовсе. И я уже переставал дышать в этом безвоздушном августе… Но появилась ты!»
На какой-то благотворительной акции их представили друг другу. Белла недоумевала: зачем ей знакомиться с каким-то репортером полуглянцевого журнала?!
Ей ответили:
– Да, он репортер. Но это совершенно не важно. Он мог бы быть кем угодно. Важно, что это Аристакес!
Ей стало интересно. Хоть она и остерегалась подобных знакомств. А потом… Потом они познакомились и сбежали с той благотворительной акции. А потом… Потом…