Когда они добрались до дома — до спальни! — Леля была уже почти в обмороке. Наверное, поэтому плоховато помнила, что Ленька тогда с нею проделывал. В какой-то момент они оказались на балконе, озаренном пробивающимся сквозь тонкие шторы слабым сиянием лиловых ночников, — голые, распаленные, — а до соседнего дома было рукой подать, и в верхнем этаже еще горели некоторые окна. «Увидят!» — испугалась Леля. «Глупая! Если свет горит, они ничего снаружи не видят. Видят те, чьи окна темны. Вот эти глядят и слюнки пускают. А вон из того, например, окошка, что справа, видео снимают. Продадут потом запись на порносайте за сумасшедшие деньги!» Она рванулась в комнату, но Ленька не пустил, конечно. «Куда?! — хищно засмеялся он в раскаленное уже от его шепотов ухо. — Спинку прогни посильнее, уважь зрителей. Чем красивее отработаешь, тем дороже запись продадут».
Никто их, конечно, тогда не снимал, да и не подглядывал за ними, Ленька все придумал — это его возбуждало. И ее, стыдно сказать, тоже. И шепот этот Ленькин она нередко вспоминала. Чувствовала себя при этом растленной до предела тварью, но — вспоминала. И жарко ей было, и сладко. Ничего лучше не бы- вает!
Такие истории Ленька сочинял — и реализовывал, вот ведь ужас-то! — виртуозно.
После чаепития у английской королевы — Леля знала, что мероприятие это доступно далеко не каждому, и очень гордилась, что они сподобились там очутиться (пришлось специальный туалет ради такого случая заказывать!), — вернувшись из Вестминстера, Ленька заявил, что во дворце скучно, а хваленый «эрл грей» воняет мокрым веником, и потребовал чаю в номер. Велел Леле раздеться, оставив лишь шляпку, перчатки, чулки и туфли, и усадил так пить чай. Он — не то в смокинге, не то во фраке (Леля и до сих пор путалась в официальных дресс-кодах), она — в чулках и шляпке.
— Миледи, не будете ли так любезны передать мне сэндвич с огурцом? Не слишком ли горяч чай? — и касался чашкой болезненно напрягшегося Лелиного соска, то правого, то левого, и откидывался в кресле, глядя оценивающе, точно картину в галерее обозревал… и улыбался… улыбался бесстрастной «джентльменской» улыбкой.
А потом завалил Лелю прямо на гостиничный ковер — очень мягкий, кстати, — только время от времени протягивал руку к возвышавшемуся справа чайному столику — за чашкой.
— Не угодно ли миледи еще глоточек? Или, быть может, кусочек кекса? — предлагал он тем же бесстрастно аристократическим тоном, высокомерно игнорируя Лелины стоны. — Ну что ж, продолжим. Вы не находите, что в этом году выдалась удивительно теплая весна?
Смокинг (или это все-таки был фрак? или вовсе пиджачная пара?) потом пришлось выбросить. Шляпку же Леня бережно довез до Питера и повесил на кухне, над столом, — в память о чаепитии у британской королевы. Потом шляпку съела моль.
Однажды, когда они отдыхали где-то на Средиземноморье — не то в Италии, не то на Кипре — Ленька взял лодку и заявил, что ночное плавание — лучшее, что может случиться с человеком. Велел Леле снять купальник, лечь на дно и глядеть на звезды — огромные, готовые вот-вот сорваться с высокого черно-синего купола. Сперва Ленька греб, уводя суденышко подальше от берега и время от времени взглядывая на лежащую навзничь жену. Даже в кромешной тьме она как-то чувствовала эти его взгляды. А после лег рядом и зашептал в ухо:
— Ты так прекрасна и так беззащитна посреди этих черных страшных волн, что само небо, не удержавшись, опускается, чтобы владеть твоим восхитительным телом, воистину достойным принадлежать богу. Чувствуешь?
Она чувствовала.
— И никто, никто, — продолжал шептать (и если бы только шептать!) Ленька, — не защитит тебя от ненасытности властителя небес. Разве что разбуженный небесной страстью Посейдон поднимется из глубин — и тоже возжелает тебя! Тебя невозможно не возжелать! И они станут биться… и тело твое станет полем их битвы…
— Нет… — стонала Лелька.
— Трусиха, — засмеялся ей в ухо муж. — Только от тебя ничего уже не зависит. Чувствуешь, как расходятся волны? Посейдон поднимается все ближе, ближе… Ты же хочешь узнать, каково это — отдать свое тело во власть вожделению морского владыки? Если тебе повезет, они будут обладать тобой по очереди…
Звезды сыпались прямо в лодку, волны вздымались до самого неба, ветер… да, был еще и ветер…
Хваленые «Девять с половиной недель» казались Леле пресными. Какой там Микки Рурк, секс-символ! Рядом с Ленькой он был просто скучная деревенщина!
А потом — лет десять, что ли, назад — обнаружилось, что Ленька храпит.
Ужас!