Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921

Поздним вечером 8 октября 1916 года супруга главнокомандующего Юго-Западным фронтом Надежда Владимировна Брусилова, немолодая уже дама с сединой в волосах, аккуратно собранных в узел на макушке, сидела в своем кабинете за рабочим столом. Перед ней были разложены бесчисленные бумаги – отчеты, счета, прошения, ведомости и письма по делам благотворительным, санитарным, газетным и прочим, коими она деятельно занималась последний год. Настольная электрическая лампа высвечивала неровный круг посреди этого делового хаоса. За окнами чернела непроглядная одесская ночь; шум листьев на Приморском бульваре смешивался с шумом беспокойного моря. Людской говор и стук колес на бульваре совсем стих, уныло плыли в темном воздухе фонари. Надежда Владимировна утомилась за день: три деловых визита, светский прием с лотереей в пользу раненых, беседа с газетчиками, разговоры с просителями, которые шли к ней, потому что она жена главнокомандующего. Теперь еще надо было успеть разобрать накопившиеся за день бумаги. Хотелось спать.

Тихонько скрипнула половица: вошла горничная. В руке она держала помятый конверт. Надежда Владимировна подняла голову от бумаг, вопросительно глянула на горничную поверх очков:

– Что еще, дорогая?

– Да вам вот. Простите за беспокойство. – Горничная протянула конверт. – Это принес какой-то мальчишка; говорит, из тюрьмы. Швейцар и дворники его гнали, а я гуляла с собачатами и согласилась взять: уж очень он просил. Жизнь человека, говорит, от этого зависит.

– Хорошо сделали, что взяли.

Конверт не был запечатан. Собственно, это были сложенные листки. Развернув их, госпожа Брусилова увидела ровные беглые строчки, скачущие поперек страниц, как кавалеристы на маневрах.

«Ваше Высокопревосходительство!

Коленопреклоненно умоляю Вас прочесть до конца настоящее письмо. Приговором Одесского военно-окружного суда от 4-го числа сего октября я приговорен к смертной казни через повешение за два совершенных мною разбойных нападения, без физического насилия, пролития крови и убийства. Приговор этот подлежит конфирмации Его Высокопревосходительства господина главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Ваше Высокопревосходительство! Сознавая всю степень виновности своей перед Отечеством и обществом за совершенные преступления, принеся публично в суде полную повинную за них и полное искреннее и чистосердечное раскаяние и признавая справедливость вынесенного мне судом приговора, я все-таки решаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с мольбой о высоком и великодушном заступничестве пред господином главнокомандующим – Вашим высоким супругом – о смягчении моей участи и о даровании мне жизни…»

Письмо было длинное. Перевернув последний листок, Надежда Владимировна увидела подпись: «Коленопреклоненно умоляющий Ваше Высокопревосходительство Григорий Иванов Котовский»[335].

Надежду Владимировну нелегко было чем-нибудь удивить. И людей на своем веку она, племянница премьер-министра Витте и оккультистки Блаватской, повидала всяких. Но это письмо и подпись под ним вызвали все-таки легкое дрожание ее руки.

Котовский! Имя, памятное с 1906-го, кажущегося теперь таким далеким года. Тогда много писали в газетах, а еще больше рассказывали историй, похожих на сказки, об этом невесть откуда взявшемся герое – благородном разбойнике, соблазнителе честных жен, неуловимом мстителе, мастере великолепных побегов из тюрем. Тогдашняя обывательская публика любила читать романы про разбойников – и вот он явился, настоящий герой такого романа. Надежда Владимировна, конечно, была слишком умна и образованна, чтобы верить кухаркиным сказкам и увлекаться образом бульварного героя. Но она кое-что знала о нем из куда более основательного источника – из разговоров господ, причастных к судебной и полицейской власти Одессы, Херсона, Бессарабии. И почему-то сочувственно относилась к этому незаурядному преступнику. Он вызвал интерес уж во всяком случае больший, чем благовоспитанные и безликие охранители общественных устоев в генеральских и полковничьих мундирах с орденами.

Теперь она читала странные фразы, никак не вязавшиеся с образом степного джентльмена удачи, находчивого и бесстрашного: «Ступив на путь преступления в силу несчастно сложившейся своей жизни, но, обладая душой мягкой, доброй и гуманной, способной также на высшие и лучшие побуждения человеческой души, я, совершая преступления, никогда не произвел ни над кем физического насилия, не пролил ни одной капли крови, не совершил ни одного убийства. Я высоко ценил человеческую жизнь и с любовью относился к ней, как к высшему благу, данному человеку Богом. …