В бескомпромиссной борьбе с немецким шпионажем, которую отныне ведет он, можно заметить некую побочную цель – бросить тень на окружение императрицы. В шпионаже обвинены (и притом так, чтобы обвинения стали известны обществу) придворные немцы: гофмейстер Экеспарре, член Государственного совета Пилар фон Пильхау, камер-юнкеры свиты ее императорского величества Брюмер и Вульф. И наконец, в контексте шпионских скандалов начинает звучать имя Распутина. Тут до прямых обвинений дело дойти не могло, все же «друг государя», но поиски ведутся. Внедряется в окружение «старца» агент: журналист, авантюрист, секретный сотрудник полиции, связанный с революционной эмиграцией, Манасевич-Мануйлов. В общество забрасываются и фонтанируют слухи о связях Распутина с германской разведкой. Тут же звучат глухие намеки на измену Сухомлинова. Не будем обсуждать, справедливые ли. Обвинение в шпионаже тем и удобно, что его трудно доказать и невозможно опровергнуть. Важно то, что все эти обвинения нацелены на «Царское Село».
Мы склонны думать, что Бонч-Бруевич честно выискивал агентов врага и искренне подозревал в измене многих людей из окружения императрицы. Но интересна в этой истории роль его покровителя Рузского. Она двойственна. С одной стороны – старый знакомый Сухомлинова, добрый ангел его киевского романа. (Екатерина Бутович-Сухомлинова до первого замужества служила машинисткой в конторе брата Рузского, киевского адвоката. Есть основания думать, что через Рузских она вышла в свет, через Рузских же познакомилась с будущим военным министром.) С другой стороны, после начала войны Николай Владимирович все отчетливее перемещается в лагерь Николая Николаевича, не порывая, однако, и с «Царским Селом». Выдающийся стратег, ловкий царедворец и хитрый человек, Рузский стремился быть незаменимым и для тех и для других, то санкционируя аресты, производимые Бонч-Бруевичем среди окружения военного министра и императрицы, то открещиваясь от «шпиономании» своего начштаба, то отправляясь в отпуск под предлогом болезней (действительных и мнимых), то возвращаясь в строй, занимая с каждым возвращением все более высокие и важные посты в военном командовании.
С августа 1915 до середины 1916 года ситуация усложняется до крайности. Группы заговорщиков и контрзаговорщиков, толкаясь, мешают друг другу отодвинуть ненужного императора и захватить власть. Николай Николаевич снят с поста главнокомандующего и направлен наместником и главнокомандующим в Закавказье, подальше от Петрограда; в то же время и «Царское Село» слабеет, окончательно теряя опору в высших военных кругах. Компромиссный Рузский становится действительно незаменим; его назначают командовать прикрывающим столицу и потому особо важным Северным фронтом (образован в августе 1915 года, Ставка – в Пскове, тылы – в Петрограде). Любопытно, что за Рузского ратовал и Распутин. Бонч-Бруевич приводит текст его секретной телеграммы царю: «Народ всеми глазами глядит на генерала Рузского, коли народ глядит, гляди и ты». Откуда такое проявление любви? Распутин – для себя или для «Царского Села»? – ищет примирения с военными из окружения Николая Николаевича. Похоже, он готов идти на переговоры, а может быть, перебежать во вражеский стан.
Но «Царское Село» не хочет сдаваться. Слишком громкий скандал с камер-юнкерами Брюмером и Вульфом переполнил чашу терпения императрицы. В декабре 1915 года Рузский очередной раз «заболевает»; в феврале 1916 года Бонч-Бруевич снят с должности начальника штаба Северного фронта (которую занимал с августа). Временно остается не у дел: «генералом для особых поручений» при новом командующем фронтом Куропаткине. «Особое поручение» ему дается только после возвращения хитреца Рузского осенью 1916 года: инспектировать работу контрразведки фронта и Петербургского военного округа. Не занимая официальной должности, он снова поставлен над контрразведкой, которой теперь руководит его проверенный соратник Батюшин. Плетя сеть вокруг Распутина, Батюшин и Бонч выполняют негласные указания далекого Николая Николаевича и близкого Рузского. По линии контрразведки устанавливается слежка за Распутиным, за Вырубовой. Между тем Рузский негласно вступает в контакт с председателем Думы Родзянко, а через него – с думской оппозицией и с ее вдохновителями Гучковым и Милюковым. Интрига ширится, петля вокруг «Царского» затягивается. Генерал Бонч-Бруевич активно помогает ее затягивать, не зная, чем эта история закончится для династии, для страны, для него самого.