Три цветка и две ели. Первый том

– Нет, не прост… Это вовсе не просто объяснить… Образ, жесты, голос… Как он двигается… Голос, конечно, прежде всего.

– Слух, по моему опыту, самый ненадежный из всех чувств плоти. Даже меня он порой подводит, хотя я слышу тоньше многих.

– Рагнер!! – еще громче воскликнул Вьён. – Немедленно прекрати.

– Я рад бы, – нахмурился Рагнер. – Но обвинение в надругательстве с насилием – слишком серьезно. Это унижение, позор для невиновного человека и всего его рода. Даже обвинение и заключение под стражу – большой позор! Соседи будут думать, что раз обвинили, то неспроста. Кузнец же – это брат баронессы Нолаонт и, значит, мой будущий брат. Госпожа Тиодо, опишите вашего насильника подробно.

– Было темно! – вскрикнула она. – А он так быстро меня схватил! Фонарь упал, и я ничего толком не видела.

– Но его образ вы узнали?

– Да! – нервно подтвердила она. – Я абсолютно уверена, что это – он! И я осознаю тяжесть обвинения и не желаю смерти невиновному, но ему… Я хочу видеть, как и он молит о пощаде… – резко встала она, закрывая лицо руками, пряча «подступившие слезы» и порываясь выйти из-за стола. Вьён суетливо вывел ее – она раздраженно высвободилась, отошла к окну и, отворачиваясь ото всех, достала из кошелька носовой платок.

Рагнер вспомнил, как в ратуше Маргарита точно так же, плача, раз отошла к окну. Он вздохнул и нахмурился сильнее.

– И всё же я требую, – сказал он. – Опишите его. Была ли у него, скажем, борода? Сложно не заметить бороду. Одежды можете описать? Плащ у него был или нет? В такое время ведь холодно в одном кафтане.

– Могу лишь сказать, – утирала «слезы» красавица, – что царапины на лице этого зверя от моих ногтей. Плащ и борода… борода… В свете фонаря я могла принять за бороду тень. Плащ точно был, цвет… синий… Но я едва успела повернуть голову, когда он на меня из-за дерева прыгнул – более я ничего не видела. Он потащил меня… и лицом в землю… Всё! Больше не могу!

Она «зарыдала» в платок, а Адреами ее обнял.

– Братец, я хочу немедленно уйти, – услышали мужчины между всхлипами.

Адреами помог надеть ей плащ и повел ее к выходу.

– Я провожу вас, – устало сказал Рагнер, но Вьён его задержал – когда господа Тиодо покинули залу, он страстно заговорил:

– Рагнер, во имя всего, что я для тебя сделал, за всю мою помощь тебе и поддержку, пока ты был юн или слаб, – казни этого зверя, как бы ни противилась баронесса Нолаонт! Иначе я забуду твое имя – ты навсегда перечеркнешь нашу дружбу! Я буду проклинать тебя, так и знай!

Рагнер медленно опустил веки, чувствуя себя в западне, и быстро их поднял:

– Я тебе скажу то же, что и ей, Вьён. Прежде, чем пытать кузнеца или казнить, я должен быть полностью уверен в его вине. Пойми меня, прошу. Если он виновен – я колебаться не стану, как бы баронесса Нолаонт не… Даже, если она меня бросит, я казню его, но только если буду уверен в его вине. До того он будет в тюрьме – а вы в первый день Венераалия прибудьте в Суд. Поступим по закону. Мне более нечего добавить.

– Мне есть, что добавить. Верховный судья – нынче ты! – зло и раздраженно ответил Вьён, надевая поверх красного полукафтана темно-синий с истрепавшимся низом плащ.

Рагнер и Вьён думали, что Лилия и Адреами не понимают лодэтского языка, и не понижали голосов, а те ждали в передней и улыбались друг другу.

– Было бы дивно, если бы герцог рассорился сразу с двоими, – шепотом произнесла Лилия. – Нет ни коровы, ни старого козла, – только одинокий, несчастный пес, ищущий кого бы защищать и преданно любить.

________________

После отбытия гостей, Рагнер обошел замок: он решил остыть и немного поразмыслить прежде, чем допрашивать кузнеца. То, что Маргарита пошла гулять в парк мимо кузни, его поначалу не тревожило – она там всегда гуляла. Но вернувшись в свой кабинет, он увидел, что стул повернут боком к столу, а с тех пор, как Огю Шотно следил за уборкой его покоев, всё возвращали строго на свои места, будто никто здесь и не был.

Рагнер нашел в кухне Миллё. Девчонка сильнее огорчила его, сказав, что в первый раз она не достучалась до Маргариты, а во второй раз баронесса открыла ей дверь не сразу, да были на ней теплые сапожки и меховая пелерина, хотя в опочивальне печка нагнала жара, как в бане. Добил Рагнера Раоль Роннак, который сообщил о грубости Маргариты, несвойственной ей.

Черный, мрачный Рагнер прошел в опочивальню герцогини через потайную дверь. Маргарита стала подниматься к нему со ступенек подиума, но…

– Не вставай, – жестко сказал Рагнер. Отбросив ее плащ на ларь, он присел на одно колено перед Маргаритой – и в нее полетело колкое, ледяное стекло из его злых-презлых глаз.

– Рагнер, ты меня пугаешь, когда так смотришь… – тихо произнесла она.

– Извини, – процедил он сквозь зубы. – Чем занималась до полудня, пока меня не было? Чем-то интересным?

– Нет, – хлопала она глазами. – Хватит, прошу. Мне, правда, страшно. Чем я могла тут заниматься?

– Ладно… Любимая, ты мне всё рассказала про этого кузнеца? Есть что-то важное из вашего с ним прошлого?

– У меня не было с ним прошлого, Рагнер. Ничего…