Осторожность, консерватизм, старательное внимание к деталям и усердность отличали его тайную борьбу с противниками, которые окружали его, но ни в чем не подозревали. Он трудился в роли цензора и невозмутимо наблюдал за тем, как английская петля медленно захлестывалась вокруг немецких шпионов, которым удавалось проникать в Соединенное Королевство. Но он не мог ни предостеречь их, ни помочь спастись. Его внимание привлекали и английские шпионы в Германии; но превратиться в контрразведчика и предупредить Николаи и германскую разведку значило бы скомпрометировать свое исключительно выгодное положение. Зильбер убедился, что британские агенты за границей не утруждают себя поисками «явочного» адреса, а просто пишут на адрес действительного или вымышленного знакомого, зная, что их письмо первым делом попадет в цензуру, а затем будет отправлено в соответствующий отдел разведки.
Просматривавшиеся Зильбером письма содержали в себе немало нужных ему, как шпиону, сведений; но он не мог сидеть за столом и делать записи в присутствии других цензоров, так что ему приходилось сильно напрягать свою память каждый день, принося домой самородки, которые он выкопал из горы почтовой цензуры. Он был достаточно осторожным, чтобы писать свои донесения в той квартире, в которой жил. И для объяснения своих частых вечерних отлучек, когда он в другом месте составлял свои шпионские отчеты, Зильбер регулярно покупал билеты в театры и концерты, а по утрам оставлял их разбросанными по квартире в надорванном виде, как использованные. Из своего бюро он уносил на ночь немало документов и делал с них фотокопии. Зильбер расходовал сотни метров фотопленки, но остерегался покупать ее в таком количестве, которое могло бы предположить в нем помешанного на фотографии любителя. Необходимые ему принадлежности он приобретал в разных районах большого Лондона.
По собственному признанию Зильбера, единственным человеком в Англии, серьезно заподозрившим его и доставившим ему немало беспокойства, был некий лавочник, которому показались подозрительными некоторые его покупки. Этот патриот, случайно напавший на след самого искусного врага, скрывавшегося в Англии, взялся следить за Зильбером. Но находчивый шпион пожаловался на чинимые ему «неприятности» своему начальнику, и лавочнику посоветовали заняться своими делами и оставить цензора в покое.
Настал день, когда Зильбер вскрыл конверт, надписанный женской рукой, и прочитал письмо, ставшее величайшим открытием за все четыре года его напряженной шпионской работы. Некая дама с радостью сообщала подруге, что ее брат, морской офицер, получил назначение в порт, расположенный близко к дому. Теперь она сможет часто с ним видеться, хотя он и страшно занят, работая над каким-то таинственным проектом, относящимся к оснащению оружием старых торговых судов.
Зильбер тогда не догадался, что это было первое сообщение о «судах-ловушках», которые вскоре превратили рейды германских подводных лодок в смертельно опасные. Однако он сообразил, что дело идет о чем-то крайне важном, и потому при первой же возможности поехал в город, где жила отправительница письма, явился к ней официально в качестве правительственного цензора и объяснил женщине всю опасность допущенной ею неосторожности. Молодая англичанка не на шутку расстроилась и стала упрашивать Зильбера не сообщать о случившемся ее брату и не портить ему карьеру. В разговоре с нею он узнал все, что хотел, о «судах-ловушках», ибо брат этой девушки вел себя дома еще более неосторожно, чем его сестра в письме к своей школьной подруге. В тот же вечер первый подробный рапорт о готовящейся контратаке «судов-ловушек» был готов для срочной отправки на континент и в Германию.
Это случайное разоблачение особого секрета британского военно-морского флота — «судов-ловушек» — занимает одно из самых почетных мест среди подлинных шедевров секретной службы Первой мировой войны.
Темные дела Зиверта в «черном кабинете»