Историко-культурное основание Максима Горького идентифицировать сложнее. О нем в соответствующем разделе книги, ниже.
В какой-то мере, "растворившееся" историческое основание трансформировалось и для и Г. Шлимана, и для Н. Гоголя, и для М. Горького в задачи и проблемы их персональной судьбы, их персонального жизнеустройства.
Как каждый из них решал задачи персональной самореализации? Что сходное и что отличное было в этих путях, способах самореализации, как эти элементы "системы успешности", "конструктора Судьбы", "конструктора успеха" повлияли на полученные результаты: все эти вопросы могут оказаться небезынтересны определенному кругу читателей.
При изложении материала автор соединил два подхода: во-первых, материал концентрируется тематически, во-вторых, в той мере, в какой это оказывается возможным, сгруппированный по темам материал подается со стремлением иллюстрировать жизни Генриха Шлимана, Николая Гоголя, Максима Горького в соответствии с принципом хронологической последовательности.
Сам материал таков, что логика его изложения и последующая интерпретация весьма субъективны. Система успеха - это обстоятельства, события, деяния (действия и бездействия), которые, будучи интегрированы, создают, генерируют успех, успешность. Те из уважаемых Читателей, кто не согласится с подходами и выводами автора, могут рассматривать данную работу как еще один биографический и популяризационный материал в дополнение к другим, характеризующим жизнь и деятельность Г. Шлимана, Н. Гоголя, М. Горького.
В начале XXI века возникла тенденция определения жизни Генриха Шлимана через призму негативных стереотипов.
(Как не вспомнить "сильное предчувствие грядущего всеобщего одичания после достигнутых накануне XX в. вершин историко-филологического знания" [Гаврилов А.К. С. 290]).
Человек, всю жизнь занятый трудами, стремившийся каждый миг своей жизни сделать полезным, посвятить самосовершенствованию и достижениям, великий семьянин, в стиле комиксовской стереотипизирующей культуры становиться объектом примитивно-образной обработки, представляется неким патологическим подозрительным типом, странным чудаком. Объяснить ли такую тенденцию стремлением к авторскому успеху, повышенной продаваемости, цитируемости книги? Извиняет ли эту тенденцию некий эффект популяризации (все же имеющий место) и тот явно значительный труд по сбору фактов и подготовке книги?.. К этой примитивизирующей тенденции добавляется стремление представить обогащение Генриха Шлимана в России через стереотипы коррумпированного дельца, нажившего капитал на поставке во время Крымской войны сапог с картонными подошвами и фляг с дырками. (Почему-то великие филантропы и выдающиеся деятели фондовых рынков не вспоминаются для позитивного сопоставления).
Между "комиксами" и "комиксовостью" есть разница. Комиксы могут быть талантливыми рисунками. Под "комиксовостью" понимается фрагментарность восприятия и мышления. Вниманию человека предлагаются фрагментарные информационные блоки, эмоционально окрашенные. В силу простоты восприятия они легко впитываются сознанием простодушных индивидуумов, создают ориентиры поведения. При этом воспринимающий не понимает ни реального развития того, что он воспринимает, ни причинно-следственных связей. Отличный пример комиксовости мышления - многократная продажа по высоким ценам домов в пригороде одного из российских мегаполисов; к домам не были подведены коммуникации; жить в них было практически не возможно; через некоторое время несчастные покупатели по разным основаниям от своих приобретений избавлялись (с существенным убытком), и дома снова поступали в продажу по высоким ценам. Выглядели дома великолепно: "картинки"! Покупатели, привыкшие воспринимакть картинки, не понимали ни истории объектов, ни тех причинно-следственных связей, в которые они (покупатели) "вписывались". Как часто бывает, на комиксовости был построен бизнес. Другой пример комиксовости: сплетни и клевета в адрес полезного и честного человека.
Вспоминаешь о горьковском "скептицизме невежества", читая негативные отзывы относительно оригинального авторского метода Генриха Шлимана изучения иностранных языков. И задаешь себе вопрос: а те, кто так неприязненно отзывается об этом методе освоения языков, они - эти критики - способны вести дневник на французском, английском, немецком, испанском, итальянском, новогреческом, арабском, русском, голландском и турецком языках? Фотокопия одной из страниц русского дневника Г. Шлимана (записи от 16-го, 17-го, 18-го июля 1866 года) представлена в книге А.К. Гаврилова [Гаврилов А.К. С. 172].
С долей условности можно прийти к выводу о появлении тенденций к формированию и применению к Генриху Шлиману неких архетипов "патологического субъекта" и "беспринципного бездушного жадного дельца".