Три века Яна Амоса Коменского

Преодолевая отчаяние, Коменский продолжает напряженно трудиться. Жизнь его похожа на нескончаемый хмурый осенний день. Дни незаметно слагаются в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. А время необратимо, и никому не дано ни остановить, ни замедлить его бег, ибо остановить время — значит остановить жизнь. Да, время — часы жизни, и что бы ни происходило, они идут, отмечая рождение, рост, смерть, и потом снова бесстрастно отмеривают следующий круг жизни... Жизнь вечна, но человек смертен, и он обязан совершить то, для чего рожден, главное дело своей жизни. Горькие эти раздумья заставляют Яна Амоса торопиться, подхлестывать себя: время уходит, а пансофические работы стоят на месте.

Однажды ему вспомнился сияющий солнечный день и он сам, двадцатидвухлетний, в Праге, на Староместской площади, в толпе зевак смотрит, как на знаменитых часах на ратуше появляются в окошечках фигурки святых, а затем сбоку возникают турок, скряга и Смерть с косой, отзванивающая прошедший час. Да, Смерть с косой отзванивает часы жизни! В ту пору он был полон сил, Смерть с косой казалась такой далекой, что ее как бы и не было. С того дня много воды утекло. Смерть унесла близких, и коса ее не однажды чудом не задевала его. Где его надежды? На что ушли его силы? Что он сумел сделать? Двадцатидвухлетний юноша, беспечно глазеющий на диковинные часы, стал пятидесятитрехлетним человеком, обремененным тяжкими заботами и обязательствами, не принадлежащим себе, который тщетно пытается угнаться за бегущим временем... Мрачные мысли терзают Коменского, порой он близок к отчаянию, бывают минуты, когда у него опускаются руки.

Обстоятельства между тем складываются для Коменского все хуже. Он слишком известен, чтобы его обошли стороной европейские политические и религиозные события. И когда польский король Владислав IV,[112] стремясь прекратить раздоры между церквями в Польше, рассылает послания, приглашающие и евангелистов и католиков на мирный диспут в Торунь, Ян Амос не может устраниться от этого. Он не в силах отказать настойчивым просьбам братьев в Польше и протестантской церковной общине в Эльблонге. Прервав свои занятия, Коменский участвует в предварительных совещаниях протестантов, надеясь, что лютеране и чешские братья найдут общий язык и в Торуни будут выступать вместе против католиков, по крайней мере, по большинству пунктов.

Наиболее значительное совещание протестантов происходит в Литовском Орле, куда по приглашению литовского князя Януша Радзивилла съезжаются представители многих церковных общин. Чешские братья в Польше, а также эльблонгский магистрат посылают Коменского. Его речь производит на многочисленных участников съезда большое впечатление. Князь Радзивилл, покоренный глубокой убежденностью и красноречием Коменского, приглашает его переехать в Литву и поселиться в замке в Любече на Немане. Беседа с Коменским, поделившимся своими пансофическими замыслами, укрепляет князя в его намерениях. Он создаст все условия для работы над пансофическими сочинениями, говорит Радзивилл, к услугам Коменского богатая библиотека; более того, в случае нужды Коменскому будет доставлено из какой угодно страны любое нужное ему сочинение. Князь так увлечен своей идеей, что обещает содержать необходимое количество ученых мужей в помощь Яну Амосу и готов тратить на это благое дело четверть своего дохода. Коменский искренне благодарит, но вынужден отказаться. Он уже взял на себя обязательства и не может считать себя свободным, пока их не выполнит.

Вернувшись в Эльблонг, Коменский прежде всего сообщает магистрату о происшедшем в Литве и пишет подробные письма де Гееру и Оксеншёрне. А затем снова погружается в работу над учебниками. Ответ из Швеции не заставляет себя долго ждать: Оксеншёрна выражает недовольство тем, что Коменский отвлекается от своих основных занятий, и, по существу, запрещает участвовать в торунском диспуте. В приказном тоне всесильный канцлер предлагает Коменскому прибыть в Швецию. Ян Амос не может игнорировать его пожелания. Он просит братьев освободить его от поездки в Торунь. Принимается компромиссное решение: «Коменский будет присутствовать лишь при начале диспута, он должен своим авторитетом способствовать тому, чтобы братья и лютеране в тех пунктах, в которых они не расходятся, выступали сообща против папистов».

На предварительные обсуждения уходит драгоценное время. Ян Амос не в силах устраниться от церковных споров, которые по мере приближения диспута идут с нарастающим ожесточением. Обе враждующие стороны — католики и протестанты — готовятся не к мирному обмену аргументами, а к настоящему сражению, ибо за теологическим диспутом кроется противоборство политических сил. К тому же остаются разногласия и внутри протестантизма. Как и следовало ожидать, диспут превращается в ожесточенную перебранку, ни одна из сторон и не помышляет о примирении. Усилия Коменского ни к чему не приводят. С тягостным чувством покидает он Торунь.

Угасает и эта надежда на прекращение религиозной вражды.