Три века поиска истины. Русский раскол ХVll века

Народу, поклонявшемуся языческим богам, олицетворявшим различные внешние проявления природы, «предложили» (скажем аккуратно, не касаясь методов реализации этого «предложения») перейти в веру, имеющую глубокий внутренний абстрактный смысл, впитавшую нравственные начала нескольких цивилизаций мирового человеческого сообщества. Сам русский народ стоял на более низкой ступени развития относительно принимаемой им веры. Крещение Руси, безусловно, имело очень большое прогрессивное значение, оно привнесло европейскую культуру в страну, народ которой в своей массе не имел даже представления о ней. В этом случае надо было начинать с образования, дать основные догматы, которые он должен был изучить и выполнять, связать их с обрядами православной религии. Но кто мог это дать народу, не имевшему своей письменности? Пришедшие на Русь священники-греки с церковной литературой на греческом языке, со всем обрядовым атрибутом христианской веры и не знавшие русского языка? Конечно, они этого не могли. Поэтому сущность христианской религии на своём начальном этапе для русского народа была заключена во внешней, обрядовой её стороне. Русский человек свою изначальную набожность перенёс с поклонения деревянному идолу на поклонение Кресту и с ним связанным обрядам. По сути дела, приняв христианство, русский человек заменил один фетиш на другой, оставаясь тем же необразованным язычником. Овладению христианской культурой должно было способствовать введение письменности, перевод богослужебных книг на понятный народу язык, подготовки отечественных пастырей и, наконец, устройство народных школ и обучение широких народных масс. Это дело не одного года. Так, Ветхий завет создавался и вводился в сознание иудейского народа в течение тысячелетия. Христианской религией за свою основу был принят Ветхий Завет, а позднее – Новый Завет, веками входивший в сознание просвещённых европейских народов. Русскому народу, получившему христианство в готовом виде, надо было спешно выходить на уровень просвещения, достаточный для понимания его сути. Но Русь, как всегда, пошла своим путём. В первую очередь начали создавать храмы, подобные византийским, что ещё больше выделяло внешнюю сторону христианства. Затем началось татаро-монгольское нашествие. Напуганные татарами учителя-греки разбежались, запасы книг в монастырях сгорели, своих отечественных священников было недостаточно. С чего начали после выхода из-под влияния Золотой орды и создания Московского государства? Разрушенные монголотатарским нашествием храмы вновь восстанавливались в прежней красоте и роскоши. А просвещение народа? Организованных правительственных училищ не было. Школы, существовавшие при некоторых церквах и монастырях, не давали общего образования, всё сводилось к получению только элементарной грамотности, позволявшей прочитать книгу не понимая её смысла. Плачевное состояние просвещения на Руси отмечалось в 1551 году на церковном Соборе русских святителей, названном впоследствии Стоглавым. (Все принятые на этом соборе решения были оформлены в виде ста глав итогового документа, оттуда и закрепилось за этим собором название Стоглавый, или Стоглав.) Как свидетельствуют документы тех лет, в середине XVI века в России на тысячу человек едва ли приходился один грамотный /29/.

Всё вышеперечисленное стало первой проблемой русского православия: из-за недостаточной просвещенности русского народа вся понимаемая им сущность религии заключалась в её внешней обрядности. В этом случае само изменение религиозных обрядов воспринималось как изменение православной веры и вызывало у народа возмущение. Степень проявления этого возмущения зависела от исконной набожности русского человека, а не от самой веры. Поэтому прежде, чем менять что-то во внешней стороне отправления религиозных обрядов, надо было очень и очень хорошо подумать, в первую очередь оценить, насколько они касаются вековых привычек русского человека. Русский человек мог не понимать, почему он крестится во имя Отца, Сына и Святаго Духа, но крестное знамение он делал автоматически, сложив два пальца вместе, как делали его отец и дед. Поэтому все богословские споры о Святой троице его никак не затрагивали, а вот в изменении сложения пальцев при наложении крестного знамения он видел крамолу.