Три великих жизни [сборник 1968]

«Что же касается дворняжек, которые лают и визжат, — продолжал читать растроганный до глубины души Дарвин, — то Вы должны помнить, что некоторые из Ваших друзей, во всяком случае, обладают долей воинственности, которая (хотя Вы часто и справедливо упрекали меня в ней) может Вам пригодиться.

Я держу наготове и оттачиваю свои когти и клюв».

Гексли был прав, приготовляясь к боям…

Оксфордская победа

В субботу 30 июня 1860 года с самого утра по красивым бульварам Оксфорда, мимо старинных башен и церквей с готическими окнами, катились многочисленные экипажи по направлению к зданию Музея при университете.

Нарядные леди, в широчайших кринолинах, поспешно выходили из экипажей и поднимались по ступеням в аудиторию. Их сопровождали прекрасно одетые джентльмены. Прибывали духовные лица, вливаясь черными ручейками своих сутан [43] в пеструю толпу. Были ученые и студенты, репортеры газет и журналов.

Царило общее оживление. Говорили, что будет прочитан доклад американским ученым Дрэпером об «Умственном развитии Европы, рассматриваемом в связи со взглядами мистера Дарвина». Но леди и джентльмены интересовались не докладом: стало известным, что будет выступать сам епископ Уильберфорс.

Кто из собравшихся не знал епископа Уильберфорса, блестящего оратора! На его проповеди всегда собиралось множество народа. Сегодня, передавали друг другу в толпе, епископ будет выступать по поводу сочинения Дарвина.

«О, этот Дарвин! Он проповедует бесстыдное учение о происхождении человека от обезьяны. Епископ защитит достоинство человека, он сокрушит ересь, придуманную Дарвином».

«А Дарвин? Станет ли он возражать?»

Некоторые сообщали, что сам мистер Дарвин никогда не выступает на ученых диспутах, так как по слабости здоровья он не покидает своего имения в Дауне.

Очевидцы писали следующее: «Возбуждение было огромное. Аудитория, в которой было назначено собрание, оказалась слишком мала, так что заседание было перенесено в библиотеку Музея, куда набралось до появления борцов столько народа, что было трудно дышать. Насчитывали от 700 — 1000 человек». Даже подоконники были заняты кринолинами дам.

Многим пришлось разместиться на лужайках во дворе.

Председательствовал Генсло. Начался доклад. Мало кто слушал его: все ждали речи епископа.

После докладчика выступило несколько человек. Один из них побранил Дарвина за безбожие и тотчас сел на свое место. Другой попробовал говорить на ту же тему, но нетерпение публики услышать епископа так возросло, что оратора не стали слушать. Профессор гистологии [44] Биль очень скромно сказал, что новое учение заслуживает внимания, но что он лично не чувствует себя достаточно знающим, чтобы спорить по поднятым вопросам.

Наконец за кафедрой появился епископ Уильберфорс.

Его восторженно приветствовали. Епископ заговорил о том, что в теории Дарвина ничего нет убедительного и правдоподобного. Кто докажет ту изменчивость, о которой пишет Дарвин?

Кто проверил рассказ о коротконогой овце? А голуби, их история? Как ей поверить, если дикий горный голубь, от которого, утверждает Дарвин, произошли все породы домашних голубей, сам остался таким же, каким и был?

Речь епископа текла плавно и красиво: он был опытный оратор. То он добродушно подшучивал над Дарвином и его последователями, то разыгрывал изумление перед смелостью человека, который выступает со столь слабыми доводами в пользу своей теории, то посылал по адресу отсутствующего ученого едкую насмешку.

Временами голос епископа становился торжественным, как во время проповеди в церкви.

Епископ негодовал по поводу оскорблений, нанесенных Дарвином привычным верованиям.

И в такт его округленным фразам и жестам негодующе качали головой важные леди и чопорные джентльмены.

Епископ очень сожалел, что мистер Дарвин запутался в дебрях своих нелепых рассуждений, вместо того чтобы идти столбовой дорогой натуралиста, изучать мудрость бога в его творениях. Под сводами огромного притихшего зала епископ говорил о величии и мудрости творца, проявляющихся в «форме телец, в виде которых испаряется кровь», и «цветах и плодах каменноугольной эпохи».

Кто-то засмеялся в углу, где тесной кучкою стояли студенты. На лицах ученых мелькнула улыбка. Но публика не замечала ошибок оратора.