Три вентиля

Бридон осторожно огляделся по сторонам. Однако Анджела выбирала место с умом, она знала, что публичность – наилучшая гарантия конфиденциальности. На открытой площадке перед гостиницей – да никому в голову не придет, что люди говорят не о пустяках. Бридон поделился своей озабоченностью и тревогой, четко, не оставляя места сомнениям, описал странные поступки галантерейщика.

– Да, – сказала Анджела, когда он закончил, – ты правильно сделал, что не стал приставать к нему с расспросами. Только страху нагнал бы, и все. Похоже, ты не больно-то ловок в таких деликатных делах. Ну а я с самого завтрака вплотную занялась нашей Ладненько и много чего из нее вытянула. Майлз, эта девушка – сущий клад. Если б она не собиралась замуж, я бы взяла ее к нам в Беррингтон, невзирая на твою всем известную влюбчивость. Но, увы, бедняжка решила распрощаться со свободой!

– Променяв ее на узы брака с мистером Симмонсом?

– Должно быть, судя по вчерашним рассказам мистера Лейланда. Но я, понятно, не настолько нахальна, чтобы спрашивать имена.

– И как же ты ухитрилась втереться к ней в доверие? Я бы живо уперся в каменную стену.

– Нужно отбросить гонор. Женщинам это легче сделать. Меня вдруг осенило, что наверняка ужасно противно мыть после завтрака такую прорву тарелок, особенно в гостинице, где редко бывает разом больше двух постояльцев. Вот я и предложила помочь. Ты в это время был в магазине. Я ведь хорошо мою посуду, слава богу, не зря замужем. Она сказала: «Ладненько!» – и мы отправились в буфетную, где я творила чудеса. В буфетной же мне попалась на глаза книжка «Советы для дома», и это очень важно.

– Почему? Я что-то не понял.

– Есть у тебя один приятель, такой брюзгливый старый холостяк, он как-то заходил к нам в Лондоне, помнишь? Кажется, его зовут Сомс, он еще говорил, что ведет в газете рубрику «Лабиринт Купидона». Советы читателям насчет сердечных делишек, помнишь? Величайшее заблуждение – думать, что современная девушка менее сентиментальна в своих амурах, чем барышня прошлого века. Интуиция подсказала мне, что Ладненько – кстати, бедняжку зовут Эммелиной – запоем читает «Лабиринт Купидона». И тут я, признаться, слукавила.

– Анджела, ты меня удивляешь. Какой же ложью ты запятнала свою совесть на этот раз?

– Да я вообще ни слова не говорила. Но так уж вышло, что она решила, будто именно я веду «Лабиринт Купидона», а я не стала ее разубеждать. В конце концов, мистер Сомс твой приятель, и я не слишком погрешила против истины. Майлз, она мигом попалась на крючок.

– Бог даст, тебе простится! Ладно, продолжай.

– Между прочим, я все это делала, чтобы сберечь твою двадцатку. Сперва она рассказывала самые обыденные вещи – у нее, мол, есть сестра в Лондоне, которую она навещает, а в Чилторпе скучно, тут и в кино-то почти не ходят, да и вообще, ей тоже охота перебраться в Лондон… словом, ничего особенного, пустяки разные. А вот когда я намекнула, что я и есть Тетушка Дафна из «Лабиринта Купидона», она вмиг раскололась. Подруга ее, дескать, попала в очень щекотливое положение, может, я что-нибудь посоветую несчастной девушке? Ладно, говорю, выкладывайте, что там за история. Подруга, оказывается, встречалась с молодым человеком, вполне состоятельным, ну, в том смысле, что семью он бы мог обеспечить. Но в один прекрасный день он объявил, что, если умрет кто-то из его родственников, он рассчитывает здорово разбогатеть, ему тогда большой капитал достанется, им обоим такой и не снился.

– Прелюбопытная ситуация, причем во многих отношениях.

– Не перебивай. Ну вот, он предложил ей обручиться, и они обручились, только под секретом. А потом, недели две назад, а может, чуть больше, он вдруг сообщил этой подруге, что все эти мечты о богатстве неожиданно пошли прахом. Богатый родственник оформил новое завещание, в котором родня вообще не упомянута. Молодой человек воспринял это очень спокойно, а Эммелининой подруге, конечно, сказал, что предложил ей руку и сердце, думая, что сделает ее богатой, а теперь, выходит, все зря. Так что, если она хочет разорвать помолвку, он готов предоставить ей полную свободу.

– Честный малый.

– Подруга горячо запротестовала, у нее-де и в мыслях нет идти на попятный. Она согласилась выйти за него не ради денег, а ради него самого. Поэтому помолвка осталась в силе. Но трудность, подругина трудность, вот в чем: что заставило ее сказать, будто деньги не имеют для нее значения, – безотчетная склонность к мелодраме? Или это гордыня внушила ей мысль, что она по-прежнему любит его, хоть он больше и не наследник? Или она впрямь его любит? Такой вот вопрос, и я должна была на него ответить.

– И как же ты ответила?