Три вентиля

– Сам знаю, что жидковаты. Особенно в той части, где я констатирую, что Бринкман готов был скорее принять на себя подозрение в убийстве, чем признать, что здесь имело место самоубийство. Но чего я не понимаю, так это мотива. Бринкман, без сомнения, фанатик-антиклерикал и наверняка сделал бы что угодно, лишь бы моттрамовские деньги не ушли в католическую епархию… Ой, а это что такое?!

Неожиданно прямо у них за спиной послышался чих, да-да, возле сараюшки кто-то чихнул. Бридон мгновенно выскочил наружу и кинулся за угол. Но за стеной никого не было.

Глава 17. Загадочное поведение старого джентльмена

Бридоны удивленно переглянулись. Быть не может, чтобы похороны уже кончились, и уж тем более совершенно невероятно, чтоб Бринкман, игравший в этой церемонии столь важную роль, сумел незаметно улизнуть в самый ее разгар. Каким путем скрылся выдавший себя слухач, сомнений не вызывало: за стеной в живой изгороди был просвет, и оттуда тропинка вела прямиком к черному ходу «Бремени зол». Когда они подошли к гостинице, там царило безмолвие – не дом, а склеп какой-то, такое сравнение действительно напрашивалось само собой. Казалось, будто гроб, отправившийся отсюда в последний путь, унес с собой всю жизнь, и только тиканье часов да свист чайника на кухне нарушали тишину этого безлюдья. Снаружи по-прежнему ярко светило солнце, хотя с юга уже надвигался зловещий облачный фронт. Воздух был удушлив и тяжел; ни хлопка двери, ни скрипа оконной рамы. Мухи на окнах и те еле ползали. Анджела с Майлзом прошлись по дому в тщетной надежде обнаружить незваного гостя, но повсюду была все та же пустота, все та же тишь. Бридон не мог отделаться от нелепой мысли, что им все-таки надо было пойти на похороны; странно, совсем как в детстве – сиротливое безлюдье школы, когда летним днем все, кроме него, были где-то на улице.

– Я тут долго не высижу, – сказал он. – Давай пройдемся в сторону кладбища, может, повстречаем их. По крайней мере, выясним, кого там не было.

Поход, однако, сорвался в самом начале: почти у крыльца они столкнулись с Эймсом, а дальше по улице из кладбищенских ворот по двое – по трое тянулись остальные: похороны подошли к концу.

– Зайдите-ка сюда, – сказал Бридон. – Надо кое-что обсудить, мистер Эймс. – И наша троица проследовала в ту «парадную гостиную», где Бридона в день приезда поили чаем. – Вы с похорон?

– Прямиком оттуда. А что?

– Можете перечислить всех, кто там присутствовал? Бринкман, к примеру, был?

– Конечно. Рядом со мной стоял.

– А мистер Симмонс, галантерейщик?.. Вы его знаете в лицо?

– Ну как же, главный персонаж… мне его показали. После я даже поговорил с ним немножко. А что это вас так заинтересовала сия печальная церемония?

– Скажи ему, Майлз, – попросила Анджела. – Вдруг он поможет нам разобраться.

И Бридон рассказал Эймсу о странном слухаче за мельничной стеной и еще кое-что о своих и Лейландовых подозрениях и о загвоздке, с какой они столкнулись при попытке объяснить случившуюся трагедию.

– В самом деле удивительно… Ну, Поултни, разумеется, вообще не был на похоронах…

– Поултни? Не был?

– Да. Вы разве не слышали? После обеда он объявил, что его добрые намерения пошли прахом и на похороны он вообще не пойдет. Я еще тогда удивился.

– Тому, что он так неожиданно передумал?

– Нет, причине, на которую он сослался: погода, мол, чересчур соблазнительная, и он просто не может не пойти на рыбалку.

– Для Поултни тут ничего странного нет, по-моему. Он существо эксцентричное.

– Да, но на сей раз он покривил душой. Скоро будет гроза, вы чувствуете? Нет? Зато рыба чувствует. Она перед грозой вовсе не клюет. И Поултни знает об этом не хуже меня.

– А вы не запомнили, какова с виду его удочка?

– Запомнил, он показывал ее мне перед обедом.

– Пойдемте-ка.

Они вышли в холл. Эймс огляделся.

– Да вот она, в углу. Поултни на такой же рыбалке, как и мы с вами.

– Эдвард! – воскликнула Анджела, когда они вернулись в гостиную. – Надо же, оказывается, это все мой Эдвард!

– Шутки в сторону, Анджела, тут дело серьезное. Может быть, Поултни и подслушивал все время?

– Когда вы с Лейландом уговаривались после завтрака пойти к мельнице, он был рядом. И за обедом тоже, хотя, по-моему, ни я, ни ты о прогулке на мельницу не заикались. Однако он мог и догадаться. Господи, что же наш старикан задумал?

– Ладно, кое-какие моменты прояснились. Насчет Бринкмана, я имею в виду. С какой бы целью он ни приглашал меня на прогулку в каньон и ни рассуждал о геологии, это не был «ответ» на лейландовские авансы, потому что за стеной подслушивал не он. И еще: бумажный обрывок, который Лейланд нашел в верхнем номере. Если его подбросил Бринкман, то сделал он это по собственной инициативе, а опять-таки не в ответ на лейландовский намек на улики, изобличающие Симмонса.

– Между прочим, – возразила Анджела, – у нас вообще нет доказательств, что эту улику подбросил Бринкман. Мы сделали такое предположение, думая, что именно Бринки подслушивал за стеной.