Три венца

-- Все бы это еще куда ни шло, -- промолвил он, -- пускай бояре шею гнут -- и им не мешает; но что и взаправду обидно, так это то, что проходимцам этим дают жалованные грамоты на беспошлинный торг по всей Руси!

-- Да кто дает-то? Все тот же Годунов!

Биркин уже спохватился, что, пожалуй, сболтнул лишнее, и поторопился свернуть беседу на более мирное поле.

-- Да ведь не даром же им и честь такая, -- мягче заговорил он, -- мы, русские, что ни толкуй, народ темный, а меж них, немцев, такие есть штукари -- просто ума помрачение! Вот хоть в последнюю побывку мою в Москве, зашел как-то на Неглинной к часовнику одному, из Любка родом. Гляжу: часы боевые стоячие, с боем и пере-часьем, с планидами да с альманаками (царю Борису Феодоровичу, слышь, в дар из-за моря присланы да к часовнику этому в починку отданы были). Поверишь ли: бьют во все часы да перечасья в колокола да колокольчики, на разные голоса, и выходит это из часов сам Спаситель наш Иисус Христос со двенадцатью святыми отцами-апостолами. Бог ты мой! Глядишь -- и сам не знаешь: отвернуться ли поскорее, аль осениться крестом? Люди тертые ведь, дошлые: чтобы нас, православных, обморочить, с истинной веры сбить, и мудрящие часы-то эти, может, соорудили?

-- Нет, Степан Маркыч, -- возразил Михайло, -- иноверцы они, еретики, -- точно, но все же на того же, поди, Христа нашего молятся. И кое-что доброе мы от них, пожалуй, переймем. Не одних проходимцев-штукарей залучил к себе Годунов, надо честь ему отдать; залучил он и разных мастеров навычных: суконников, рудознатцев, чтобы ремеслом своим народу послужили. Вызвал он и ученых людей, чтобы школы у нас всякие завести, уму-разуму сызмала детей наших учить*. Ума за морем, правда, не купишь, коли дома его нет; а все ж таки кое-что от них переймем. И за это царю Борису многое простится. Ученье -- свет, а неученье -- тьма.

______________________

* Борис Годунов состоял в переписке с ленциатом прав Тобиасом Лонциусом в Гамбурге относительно устройства в России не только школ, но и университетов.

Степан Маркович, недоумевая, уставился на дикаря.

-- Да сам-то ты, Михайло Андреич, никак тоже грамотный? -- спросил он.

-- Мм... не умудрил Господь... -- замялся Михайло, точно застигнутый врасплох.

-- Послушай, добрый молодец, -- продолжал Биркин, -- скажи-ка мне по чистой совести, взаправду ли ты крестьянский, а не боярский сын?

Михайло заметно покраснел, принужденно рассмеялся и взялся за кружку -- не с тем, казалось, чтобы пить, а с тем, чтобы заслониться от слишком внимательно устремленных на него глаз собеседника.

-- Твоим бы медом да нас по губам! -- сказал он. -- А мед-то и то ведь весьма даже изрядный.

Тут щекотливая для него тема была и без того прервана: послышался конский топот и лай волкодава. Топот замолк за околицей; кто-то по-польски окликнул хозяина. Иосель Мойшельсон опрометью выбежал на улицу. Вслед за тем донесся опять стук лошадиных копыт: всадник помчался далее. Содержатель корчмы с развевающимися полами кафтана впопыхах влетел назад в дом и, как угорелый, заметался по горнице, клича дочь и батраков своих, того же израильского племени.

Глава пятая

КАК ОБЪЯВИЛСЯ ЦАРЕВИЧ

Гости вопросительно следили за суетившимся стариком-евреем. Тот, что-то вспомнив, хлопнул себя рукою по лбу и подбежал к Михайле.

-- Михайлушко! Ты погодишь, значит, до утра, пока солнце встанет?

-- А что?

-- Да турицу в лесу доставать.

-- Сказал раз, что погожу. А что тебе вдруг так загорелося?

-- Стало, надо.

Он собирался снова отойти; но проснувшийся между тем Данила Дударь удержал его за полу лапсердака.

-- Куда? Постой! На что тебе турица? Отвечай толком.

-- Вай, отстань! Недосуг!

-- Так и собака собаке молвила, когда та ее в гости зазывала: "Вау, отстань! Недосуг". "А что?" -- "Да завтра хозяин с сыном едет, так надо вперед забегать да лаять". Каких таких гостей на утро ждешь, ну?

Иосель Мойшельсон, видя, что ему не отвязаться, нехотя объяснил, что светлейший князь Адам с княгиней своей, с детьми и с царевичем Димитрием в Дубне у князя Острожского прогостил да теперь вот вперед гонца в Вишневец выслал: завтра-де тут, мимо корчмы проедут и привал сделают.

Гости переглянулись, а хозяин воспользовался этим, чтобы увернуться и ускользнуть.

-- Так про царевича этого, стало, не все бабьи сказки? -- вполголоса промолвил купец Биркин.

-- И в Киеве, и в Остроге болтали уже нам про самозванца, -- сказал запорожец. -- Да не всякому бреху верь.

-- Молчок, брат! -- цыкнул на него Степан Маркович, опасливо озираясь. -- Держи язык за зубами.

-- Да мне-то что держать, дружище? Нам, вольным казакам, не все ли едино, кто у вас там на Москве царит? А будет вашему самозванцу удача, так мы первые же, пожалуй, пристанем.

-- Самозванец ли он -- это еще бабушка надвое сказала, -- оживленно вмешался дикарь. -- Все, что слышно об нем, так на правду похоже.

-- У нас-то, на Руси, его за беглого монаха, Гришку Отрепьева, почитают, -- сдержанно заметил Биркин.