Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

— Я тебя просила не произносить это слово… Я видела твоё лицо, когда ты, открыв им дверь, пришёл в комнату… Вот что, Артём, хватит об этом… И прошу тебя больше не барабанить в стекло — весь посёлок разбудишь. Ты тогда был противен, а сейчас ещё больше!

— Ну, знаешь… — взрывается Артём. — Да не закрывай форточку… Забери свои туфли!

Он швыряет одну за другой туфли и слышит, как они поочерёдно с глухим стуком ударяются об пол.

3

— Ну, показывай своё имение! — утром сказал Алексей. Нина и Ира ушли в магазин купить что — нибудь на завтрак, и они остались одни. Артём, мрачный и невыспавшийся, изо всех сил старался быть любезным и радушным хозяином. Осмотр «имения» занял всего несколько минут. Пока Артём рассказывал, как он достал и поставил большое стекло в мастерской, Алексей вертел в руках скамейку, сделанную ещё летом Гаврилычем.

— Художественная работа, — сказал он. — Где ты такую купил? В Латвии?

— Здешний плотник за два часа сделал.

— Мне бы такую в мастерскую…

— Подарок, — сказал Артём. — Гаврилыч скоро появится. Попроси — и тебе сделает.

Алексей присел на скамейку, закурил.

— Бедно живёшь, — сказал он. — Разве это дача? Обыкновенная русская изба. И что это за мастерская? Чулан с большим окном… Участок неплохой. Сколько соток? Десять — одиннадцать?

— Не знаю.

— А я присмотрел себе дачку в Павловске, на берегу залива… Прекрасный дом, одних комнат пять или шесть, участок с фруктовым садом. И от Ленинграда каких — то полчаса — час езды на машине. Не понимаю я тебя, Артём! Ну чего прицепился к этому Хихиколову?

— Мой родной посёлок называется Смехово, черт бы тебя побрал! — ругнулся Артём. — Если ты ещё хоть один раз назовёшь его по — другому, я тебе по шее дам!

— Гляди, какой патриот! — рассмеялся Алексей. — Так о чем я говорил?.. Да, нечего тебе тут делать. И это ты очень скоро поймёшь. Ну, сколько ты сможешь высидеть в этой глуши? Год, два? Добраться к тебе сюда почти невозможно, если бы не Нина, я ни за что не поехал бы по этой проклятой дороге… Как вспомню, что нужно обратно ехать, — мурашки по коже! Может быть, тут есть объезд? Можно другим путём на шоссе выскочить?

— Объезда нет, — сказал Артём.

— Серо тут, скучно, неинтересно, — продолжал Алексей. — Настоящий художник не может надолго отрываться от большого культурного центра, от памятников, музеев, от интеллигентного общества…

— Пижон ты, вот кто, — сказал Артём. — Ещё и за ворота не вышел, а уже ему скучно, серо… Пойдём, я тебе покажу Смехово и окрестности, а потом ещё кое — что…

— Может, подождём девчат да позавтракаем?

— Я тебе сейчас покажу бор, который ты ни у Шишкина, ни у Левитана не видел! Задери вверх голову и посмотри на водонапорную башню. Где ты ещё такую увидишь? А вокзал с цинковой башенкой? А вон ту пожарную вышку?

— Я есть хочу, Артём! — взмолился Алексей.

— А ты видел мой Светлый ручей? Берёзовую рощу? Я напою тебя такой хрустальной водой, какой ты сроду не пил!

Часа три бродили они по осеннему бору. Попили холодной и прозрачной воды из Светлого ручья. На опушке берёзовой рощи наткнулись на целую россыпь крепких головастых подберёзовиков. Просто удивительно, как это они вывернулись из — под земли после заморозков. Алексей накинулся на грибы и стал их срезать один за другим. Подберёзовики оказались почти без червоточин.

— Какая красотища! — шумно восторгался Алексей, разглядывая и обнюхивая каждый гриб. Он стащил рубаху и стал туда складывать подберёзовики. — Эх, сейчас нажарим громадную сковородку! С картошечкой и постным маслом! Это дело я никому не доверю — буду сам жарить.

Артём наблюдал за приятелем. Алексей ползал на коленях возле толстых берёз и осин, собирая грибы. На лице — широченная счастливая улыбка. Знал бы он, что Артём всего две недели назад собирал в соседнем бору за несколько часов по шестьдесят — восемьдесят боровиков. На подосиновики и подберёзовики и не смотрел. А какие волнушки и грузди были в этом самом березняке…

Когда бор отступил и они вышли на дорогу, которая вела в посёлок, Артём спросил:

— Ну как наше Смехово?

— Не для меня это, Артём, — сказал Алексей. — Бор, грибы, роща, ручей — все это, конечно, прекрасно, но я предпочитаю Ленинград и дачу под Павловском. А к тебе буду в гости приезжать, разумеется, когда дорога будет отремонтирована.

— Я здесь себя впервые художником почувствовал, — сказал Артём.

— Может быть, ты и прав… Каждый по — своему с ума сходит… Покажи, что ты тут написал.

— Неужели тебя не взволновало все, что ты сейчас увидел? — спросил Артём.

— Как не взволновало? А грибы? Даже рубашку не пожалел…

— Мне жалко тебя, — сказал Артём. — А ведь совсем недавно и я был таким же бесчувственным к истинно прекрасному, как и ты… Родина! Миллионы раз слышим мы это слово, и только когда я приехал сюда, это не стало для меня пустым звуком… Подожди, как это у Лермонтова?..

Но я люблю — за что, не знаю сам —
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её подобные морям…