Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

— Не могут сделать бетонку… — возмущается Артём. — Я бы вашего председателя сельсовета за ноги вздёрнул за такую дорогу… У, черт! Так можно и картер пробить!

— На легковой ещё ничего, — говорит человек, — а вот на грузовике все потроха вывернет наизнанку.

— Он у вас, наверное, на поезде ездит?

— Кто?

— Председатель ваш!

— И на поезде, — говорит пассажир, — и по дороге ездит, а то как же?

— Руководители, черт бы их побрал! Сколько техники, наверное, угробили…

— Много, — соглашается сосед. — Но ежели бы только от него одного зависело… Район денег не даёт, а руководители местных предприятий, что пользуются дорогой, и слышать о ремонте не хотят. Они план выполняют.

— Какие ещё предприятия? — удивляется Артём.

— Эту дорогу эксплуатируют стеклозавод и спиртзавод…

— Вы надо мной смеётесь, — говорит Артём. — По этой дороге возят водку и стекло?!

— До станции, а потом по железной дороге.

— Что же, интересно, они привозят на станцию? Битую посуду?

— Бывает, и бьют, — спокойно говорит пассажир. — Только они списывают бой. У них такая статья есть.

— То — то иногда с водкой перебои бывают… Оказывается, вот где собака зарыта! Моя бы воля, я этих руководителей предприятий и председателя сельсовета — всех под суд!

— Их надо бы, а председателя за что?

— И вы ещё его защищаете!

— Да нет, чего его защищать… Только вот что я вам скажу: поселковому Совету на благоустройство посёлка всего — то отпущено на год тыща рублей. Вот и думай, куда её употребить: грязь эту месить или клуб ремонтировать… В эту дорогу не одну тыщу, а десятки тысяч надо вложить, ежели делать её по — настоящему…

— Когда же ваш треклятый гак кончится?! — выходит из себя Артём, чувствуя, что ещё километр — два, и «Москвич» рассыплется.

— Видите впереди мостик? Переедем, а там за поворотом и Смехово.

Мостик оказалось не так — то просто переехать: перед ним глубокая яма и сразу вздыбленные бревна. Артём выходит из машины — мотор опять заглох — и начинает вправлять в гнёзда настил. Пассажир помогает.

— А вы сильно похожи на дядю Андрея, — говорит он. — И обличьем, и по характеру тоже… Горячий мужик был, особенно смолоду…

«Москвич» с ходу вскарабкивается на мост. Звонко тарахтят под колёсами раскатанные бревна. В черную воду сыплются кора и щепки. За невысоким ельником наконец показались деревянные избы. Из крайней тянется в помрачневшее небо тоненькая струйка дыма. Женщина в ватнике достаёт воду из колодца. Белая, с длинными прядями по бокам коза с любопытством наблюдает за ней.

Не лучше было и в посёлке. Заляпанная засохшими лепёшками грязи свинья важно расположилась посередине дороги. Сколько Артём ни сигналил, свинья даже ухом не пошевелила. Пришлось вылезать из кабины и прогонять её. Смеховские куры отличались от всех других. Любая нормальная курица, издали завидев автомобиль, срывается с места и с всполошным криком норовит угодить под колесо. Местные же не проявляли такую прыть, не кудахтали: они спокойно продолжали кормиться и уступали дорогу автомобилю, лишь когда он подруливал вплотную.

Эта избитая, изрытая, размытая дождями, стёртая до дыр колёсами и выбитая до скелета копытами дорога не знала ремонта со дня своего рождения. И Артём чуть не рассмеялся, увидев полинявший дорожный знак: скорость не свыше тридцати километров! ГАИ могло быть спокойно: даже самый отчаянный шофер здесь не нарушит правила уличного движения.

Когда «Москвич» выбрался на песчаную возвышенность и впереди торжественно замаячила кирпично — гранитная водонапорная башня, пассажир сказал:

— Вы спрашивали, горел ли тут поблизости лес? Горел. Молодой ельник — то — мы проезжали — вырос на месте пожарища. Давно это было. До войны ещё.

— Мне тогда четыре года было…

— Вот и ваш дом, напротив поселкового… Я тут сойду.

— Это хорошо, что напротив, — хмуро сказал Артём. — Сейчас пойду к председателю и выложу ему все, что я думаю… Как его по батюшке?

— Носков Кирилл Евграфович.

— Гнать его нужно в три шеи…

— Давно пора… Да вот не прогоняют ведь, — сказал попутчик. — На третий срок переизбрали… Я думаю, это оттого, что у наших сельчан нет своих машин. Лёгкая кавалерия имеется, как же без неё? Велосипеды, мотоциклы, а вот легковушек пока ни у кого не числится. А на двух колёсах шпарят мужики и бабы вдоль путей, с ветерком. Дорожка накатана, хоть шаром катись…

Артём остановился возле деревянного с пристройкой наверху дома. На крыше лениво трепыхался красный флаг. На фасаде солидная вывеска в рамке.

Дом покойного Андрея Ивановича Абрамова был дряхлый, покосившийся, с латаной — перелатаной крышей. И снова Артём почувствовал волнение и щемящую тоску. Такое, наверное, бывает с человеком, когда он невзначай столкнётся со своей судьбой: будь то богом данная тебе женщина, или запомнившаяся с далёкого детства сосна на косогоре, или вот этот старый дом, в котором родились твоя мать и ты.