Три веселых зайца

– Что ж, останусь, – сказал ему наш Голубь и всю зиму летал над Крымскими горами и все нахваливал их. А как стало время к весне близиться, стало у нашего Голубя сердце занывать. Томиться он начал, задумываться.

Спросил его как-то Крымский голубь:

– О чем это ты все думаешь?

– О горе, – говорит, – о Лысой, Поглядеть бы теперь, какая она. Вершина-то ее отопрела, поди, обесснежила.

– Попей воды ключевой, остынь. Ты же сам говорил, что твою гору с нашими не сравнить.

– Я и сейчас говорю: разве ее можно с вашими сравнить. Такой горы нет больше нигде. Ты бы посмотрел, какие овраги прорезают ее! Они уже, наверное, водой набрались, заревут, гляди, скоро.

На другой день смотрит Крымский голубь: опять о чем-то думает товарищ его. Спросил:

– Что сидишь сиротиночкой? О чем теперь думаешь?

– Об озере нашем, – ответил наш Голубь. – Теперь уж в нем, гляди, лягушки оттаяли, голоса свои пробуют.

– Брось тоской маяться, – сказал Крымский голубь, – Ты же сам говорил, что твое озеро не сравнить с нашим.

– Я и сейчас говорю: разве можно его сравнить с вашим озером? Да такого озера, как у нас, нигде не найти больше. Ты бы посмотрел, какие над ним ивы плакучие свешиваются, а вода какая в нем! С перезвонами. Эх...

Через день смотрит Крымский голубь, а товарищ его опять сидит на камушке и о чем-то думает.

– Ну, о чем ты теперь убиваешься? – спросил он его. – О чем теперь думаешь?

И услышал в ответ:

– О речке моей. Теперь, гляди, по ней льдины плывут. Вышла теперь, гляди, из берегов она и разлилась по огородам. А по вечерам у ее воды ребята костры жгут, песни поют.

И сказал Крымский голубь.

– Нытик ты хороший. Не о всякой же разлуке грустить надо. Ты же сам говорил, что вашу речку с нашей не сравнить.

– А я и сейчас говорю: куда вашей речке до нашей. Наша вся черемухой заросла. Расцветет – белая, белая. А какие осокори стоят по ее берегам – до самого неба. На одном из них я родился и вырос. Разве можно нашу речку с вашей сравнить.

И добавил, расправляя крылья:

– Нет, здесь у тебя хоть и жарко солнце горит, а не греет, сердцу зябко. Полечу. К себе полечу. Пока доберусь, пора уж будет гнездо строить.

ОТЧЕГО ГРУСТЯТ ИВЫ

На пойменном лугу горбилась и покряхтывала старая Ива. Каждую весну она цвела и давала много семян. А однажды на ней родилось всего три семечка.

В высоком лазоревом небе пел жаворонок. Он пел о большой реке Волге и волжских плесах. Он пел о Жигулевских горах, из-за которых встает по утрам солнце.

Семечки слушали его и вздыхали:

– Нам бы хоть раз увидеть то, о чем поет он.

Старая Ива, поскрипывая темными узловатыми ветвями, гнулась над лугом, говорила:

– Скоро вы станете крылатыми и сможете лететь туда, куда захотите. Но только помните: нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.

– Мы будем помнить это, – сказала семечки.

И когда пришло время лететь им, воскликнули:

– Неси нас, Ветер, к реке, о которой пел жаворонок. Неси нас, Ветер, к горам, из-за которых встает по утрам Солнце. К Волге неси нас, Ветер.

И затрепетали крылышками.

Ветер подхватил их и понес. Они летели весь день и прилетели к озеру у Гореловской рощи. Приустали. Сели отдохнуть.

С коряги в озеро прыгали лягушата – купались. По озеру крупными желтыми чашами лежали кувшинки. Семечки засмотрелись на них и не заметили, как уснули.

Ветер, надувая, щеки, кружил над ними. Шевелил их запыленные в полете крылышки. Звал:

– Что же вы? Летите! Я дую.

Но семечки шептали ему в теплой дреме:

– Повремени, не тревожь нас, Ветер. Мы еще полетим, обязательно полетим. Вот только подремлем у озера, совсем немного, чуть-чуть.

Но у красивых летних озер крепко спится. И поэтому проснулись семечки только на следующую весну. Смотрят, а они уж маленькими ивами стали, к земле приросли. И вспомнилась тут им их старенькая мать. Ее слова вспомнились:

– Нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.. И загрустили Ивы, что поддались когда-то слабости: прикорнули у тихого берега тихого озера, хотя до большой реки, может, оставалось лететь совсем немного.

Стоят Ивы у степного озерка и роняют в траву крупные слезинки, грустят. А высоко в лазоревом небе плещется над ними жаворонок. Он поет о большой реке с золотистыми плесами. Он поет о горах, из-за которых встает по утрам Солнце.

Слушают его ивы и грустят, что уснули когда-то, поддались слабости, приросли к земле и что теперь им никогда не увидеть тот край, о котором поет жаворонок, – ведь ивам дано летать только раз в жизни.

ПЛЫЛ ПО ОКЕАНУ КОРАБЛЬ

Плыл по океану корабль. На корабельном мостике стоял молодой капитан и смотрел в подзорную трубу. Рядом с кораблем плыла Рыба Сциена, но он не обращал на нее внимания и вдруг услышал: где-то внизу журчит вода. И у него под белой фуражкой зашевелились волосы – в трюме течь.

Капитан крикнул боцману:

– Свистать всех наверх!

И когда его матросы выстроились на палубе, сказал им:

– Где-то в трюме течь. Я слышу журчанье воды. Если мы не примем меры, корабль наш потонет. Приказываю: пробоину найти и задраить.