Читаем Три войны полностью

– Домой надо пробираться, к отцу, к матери, братья меня ждут. Чем быстрее, тем лучше. А ты тут шутки шутить вздумал.

– Меня тоже ждут, – пытался оправдаться Иван, – на войну уходил младшему брату Степке год был, теперь уже большой, наверное.

Стало припекать солнце, готовились к посевной. Ремонтировали плуги, телеги. Во двор вышел хозяин, с газетой в руке и громко стал читать: «3 березня 1918 року в мисти Брест-Литовск представниками радянской России и Нимеччини, подписан сепаратний мирний договир. Пидписанний мирний договир забеспечил виход РСФСР из Першой мировой войни».

Хозяин перекрестился и тихо сказал:

– Ну ось и до миру дожили.

– Слава тебе господи! – перекрестился Василий. – Теперича и домой возвернуться надежда появилась.

После заключения мира в хутор стали возвращаться демобилизованные солдаты. В работниках теперь особой нужды не было.

Вечерами Василий садился у плетня рядом с лошадьми и в сумерках холодного вечера над усадьбой разносилось:

Ой, при лужку, при лужке,

При широком поле,

При знакомом табуне

Конь гулял на воле.

И дальше уже двумя голосами вместе с Иваном:

При знакомом табуне

Конь гулял на воле.

Эй, ты, гуляй, гуляй, мой конь,

Пока не споймаю,

Как споймаю, зануздаю

Шёлковой уздою.

– А я Вася до тебя таких песен сроду не пел, – тоскливо сказал Иван. – У нас в селе другие песни поют.

– Эть какие же?

– Вирев молян, чувто керян, сока теян, – бодро затянул Иван. – Сока теян, пакся сокан, кансть мон видян.

Он замолчал и опустив голову задумчиво смотрел на пожухлую траву.

– Я не могу сообразить, о чем ты поешь? – серьезно без усмешки сказал Василий.

– А что тут понимать, все просто:

Пойду в лес, дерево срублю, соху сделаю,

Соху сделаю, поле вспашу, семена я посею…

– Хорошая песня, – согласился Василий.

– А отчего так Вася получается, – выразил недовольство Иван. – Я понимаю, о чем твоя песня, а ты мою уразуметь не можешь?

– Так я ее в первый раз слышу, я ведь родился и вырос на Черниговщине,

откель я мордовские песни знать могу?

– А мой дед из Пензенской губернии, задолго до вас в Сибирь пришел. Еще

чугунки тогда не было, на лошадях добирался. Вот с тех пор мы и живем в

Николаевке.

Что-то перевернулось в душе хозяина, жалко стало ему сибиряков из далекого снежного края. Однажды вечером он объявил им, что завтра они вместе с ним поедут в городскую комендатуру.

– Я там вже був и с комендантом договорился, сказав, що ви росийские полонени и согласно укладенного мира между Россией и Нимеччиною вас необходимо видправити в Россию или як у вас там тепер – РСФСР.

Василию не верилось, что пришел конец их мытарствам на чужбине и они смогут уехать домой.

Хозяин курил трубку и наслаждаясь табаком продолжал:

– Я сказав, що ви робили у мене все время. Вин допоможе оформити вам необходими документи.

Утром Кшиштов надел праздничный костюм, велел прислуге собрать котомку с продуктами, своим работникам в дорогу. Прощаясь с Агнешкой, Василий не скрывая радости, пожал ей руку. Она в ответ, скромно улыбнулась и опустила свои большие глаза в землю. Они с Иваном сели в тарантас и вместе с хозяином поехали в комендатуру. Всю дорогу до города, перед ним стояли грустные глаза Агнешки. Ему даже показалось, что она была не очень-то рада, что они уехали с хутора.

Его мысли перебил Иван, толкнув локтем в бок:

– Я на такой телеге первый раз в жизни еду. Плавно, как на лодке по воде, а на нашей пока из дома до поля доедешь, все кишки растрясешь.

– А ты что, когда усаживались, не чухнул, что она на рессорах? Такие телеги у нас зовут тарантасами. Я в Мариинске видел такую.

– Об чем ты говоришь, я ничего не соображаю в этом деле.

– Значиться так, если Бог даст, доберусь до Черемушки, такой тарантас себе сделаю и тебя даже прокачу.

– Фсё Вася договорились, – засмеялся Иван, – царапая пальцами лысую голову.

В комендатуре им выписали документы и отправили в пункт сбора пленных.

И через несколько дней, они уже ехали в поезде в новую Россию и не переставали, удивляться поступку Кшиштова – этого благородного человека.

В дороге узнали из газет, что в Германии произошла революция, в стране началась полнейшая анархия, германский император Вильгельм убит.

5

Дорога в Сибирь лежала через Москву. Сибиряки были наслышаны о столице, но наяву в ней ни разу не были. По приезду в Столицу, пленных направили в центральную коллегию по делам пленных и беженцев. Заполнили регистрационные карточки, получили денежное пособие. Комиссар, так называли человека в кожаной куртке и кожаной фуражке, над козырьком которой блестела красная звездочка, предложил Ивану лечь на несколько дней в распределительный госпиталь в Замосквореченском районе.

– Нет. Нет, – запротестовал тот. – Как же я без Васи, он домой поедет, а я тута отлеживаться буду?

– Таааак, и откуда же вы такие будете? – поинтересовался комиссар.– Внимательно оглядывая их.

– Томская губерния, Мариинский уезд, – отрапортовал Василий.

Комиссар задумался:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чаща
Чаща

Двадцать лет назад ночью из летнего лагеря тайно ушли в лес четверо молодых людей.Вскоре полиция обнаружила в чаще два наспех погребенных тела. Еще двоих — юношу и девушку — так и не нашли ни живыми, ни мертвыми.Детективы сочли преступление делом рук маньяка, которого им удалось поймать и посадить за решетку. Но действительно ли именно он расправился с подростками?Этот вопрос до сих пор мучает прокурора Пола Коупленда, сестрой которого и была та самая бесследно исчезнувшая девушка.И теперь, когда полиция находит труп мужчины, которого удается идентифицировать как пропавшего двадцать лет назад паренька, Пол намерен любой ценой найти ответ на этот вопрос.Возможно, его сестра жива.Но отыскать ее он сумеет, только если раскроет секреты прошлого и поймет, что же все-таки произошло в ту роковую летнюю ночь.

Анастасия Васильева , Анна Александровна Щебуняева , Джо Р. Лансдейл , Наоми Новик , Харлан Кобен

Фантастика / Фэнтези / Книги о войне / Триллер / Вестерн, про индейцев
Осень
Осень

Незабвенная любовь автора к России ощущается в каждой ее строчке. Где бы Любовь Фёдоровна ни жила и ни находилась, всюду ее мысли и чаяния – о любимой Родине: «Душой я там, в родном краю, Где так спокойно и надёжно. Сквозь годы я любовь несу, Но на сердце моём тревожно. Кто там остался с детских лет, Ковыльные мороча степи? Издалека всем шлю привет, Желая счастья, долголетья…» Параллельно Любовь Федоровна не расстается с другой ее излюбленной темой – воспевания красот Природы: «Неизбывная радость в душе и восторг В проходящей осенней, щемящей стихии. Вновь охрится, румянится щедростью слог И ложится в квадратик зубастой стихири…» Война, оставившая в детской душе автора рубец, до сих пор не дает покоя и «кровоточит»: Тихо-тихо в больничной палате. Свет рекламный по стенам скользит. На казенной, больничной кровати Умирает войны инвалид. На плечах поселилась усталость, И осколки безжалостно жгут…»

Любовь Фёдоровна Ларкина , Сергей Михайлович Сосновский

Проза о войне / Книги о войне / Документальное