Читаем Три войны полностью

Клим Тугушкин сразу же направился к амбару и вместе с Петькой и Антоном стали затаривать мешки зерном.

Когда подвода была загружена, с огорода к амбару подошла не высокая женщина в сером холщевом платье и сапогах. Следом за ней, немного отстав шел высокий крепкого телосложения парень.

– Это кто такая? – недовольно спросил Чумаков, повернувшись к хозяину.

– Жинка моя – Аннушка, – равнодушно ответил Иван и присел на завалинку. – А то, мой старшой сынок Витька.

Увидев пустые засеки, женщина всплеснула руками и запричитала:

– Ах вы ироды окаянные! Пошто бога гневите! Все забрали, ничего не оставили.

– Там люди с голоду пухнут, – возразил ей Чумаков, а вы тут хлебом объедаетесь. Вот и поделились немножко с голодающими.

– Да пусть они передохнут! Нам-то што? Мы свою жизнь горбом своим заработали! – она протянула ладони к лицу председателя сельсовета. – Вот этими руками сами зробили, ни у кого помощи не просили.

– Да брось ты убиваться, – отрешенно сказал ей Иван. – Все равно они не отступятся.

– А кладовая у тебя где? – поинтересовался Гребнев.

– Там, – не поднимаясь с завалинки также равнодушно махнул рукой в сторону кладовки Иван.

– Пойдем, поглядим, чего у тебя там есть. Гребнев сделал несколько шагов, но на пути у него стоял высокий, здоровяк Витька. Их взгляды встретились. Сколько таких презрительных и ненавидящих глаз довелось видеть уполномоченному. К этому он уже привык. Тем более недоросль сделал шаг назад, освобождая путь представителю законной власти.

Уже по темноте возвращались активисты домой. Усталые, но счастливые. День не прошел зря, две подводы хлеба изъяли в Черемушке.

Остановились перекусить под раскидистой сосной. Антон достал реквизированную бутылку водки, Петька расстелил газету, порезал хлеб, сало.

Антон, откупоривая сургуч с горлышка с удовлетворением в голосе сказал:

– Все подчистили у Барсука, и хлеб и соль и мыло, а у Копылова даже салом разжились. Они и рыпнуться не посмели.

– Так что ты хочешь, – возразил Петька. – Люди напуганы, с самой мировой, как начали изымать все съестное, так и до сих пор продолжается. Ты видел, с какой злостью они на нас глядели.

– Известное дело, кому хочется отдавать свое кровное. Ну да ладно Петруха бери, давай чокнемся.

– Да мы и так уже чокнулись. У своих хлеб отбираем.

– Свои да не свои. Они богатеи, а мы с тобой пролетарии. Как бы там не было, а жизнь идет своим чередом. Хоть немного продовольствия для голодающих рабочих – добыли. Теперь вот с чувством исполненного долга, сидим, выпиваем. – Рассуждал Антон, прожевывая тугое сало.

– А этот Клим, толковый парень. – Тряхнул кудрями Петька и прищурив глаза, посмотрел на собеседника.. – Отчаянный, не боится, что прирезать могут свои деревенские.

– Я так думаю, что он выслужиться хочет перед Гребневым. Вот и старается.

Перекусив, поехали дальше. Всю дорогу они шутили. Антон рассказывал разные байки, а Петька слушал его и весело смеялся

– Тятя надо излишки хлеба сдать, – наполовину в шутку, наполовину всерьез, сказал захмелевший Антон отцу, придя домой.

– Чего-о-о? Ты что перепил или белены объелся? – вскипел тот. – Все лето и осень на поле не появлялся, все политикой занимался, откуда у нас излишки.

– Надо тятя сдать, люди на Урале и в Поволжье голодают, а я ведь актив партийного бюро с меня пример крестьяне должны брать. Я ведь за идею борюсь с богачами. – невозмутимо ответил сын.

– Кому она нужна твоя идея?

– Нам молодым нужна. Мы воспитаем новое поколение, они будут работать и в труде поймут нашу идею.

– Я хоть и не силен в грамоте, но сейчас-то акромя идеи, еще и пить и жрать всем надо, – распылялся отец.

Он смотрел на своего сына, которого любил, на которого возлагал свои надежды и который сейчас был далеко от забот родного дома. Он подошел к окну, ткнул кулаком в оконную раму и кивнул на амбар:

– Бери!

У Антона ушло внутреннее напряжение и лицо его расплылось в улыбке:

– Ы-х, получилось!

Он встал, подошел к отцу, чтобы пожать руку, но наткнулся на колючий взгляд. Отец заскрипел зубами:

– Ты что в небесах летаешь, опустись на землю нашу грешную. Посмотри, как стали жить крестьяне в наших деревнях? Одна нищета вокруг. Вы что творите?

– Ничего ты в нашем деле не понимаешь, – отмахнулся от него сын и пошел спать.

На следующий день Антон с Петькой и еще двумя комсомольцами, набрали несколько мешков зерна и сгрузили их на подводу.

– Ты зачем все выгребаешь? – заворчал на него Кобылкин. – Тяте и себе на жизнь оставь.

– Не горюй! Хватит нам, не пропадем. Хотя не сомневаюсь, может, где еще и припрятал.

Петька от растерянности разинул рот:

– Так это ж батька твой.

Отец даже не вышел из дома. Проходя мимо окна, Антон увидел его бледное лицо, и сердце отчего-то защемило в груди.

3

Выполняя решения Совета Народных комиссаров, стали Гребнев с Чумаковым организовывать в Черемушке коммуну. Когда Василий поделился с женой «своими размышлениями: «А не вступить ли нам в коммуну». Ирина запротестовала. Против коммуны она высказалась однозначно, сжав сухие губы: «Сегодня у них куры общие, завтра – ложки, послезавтра – жены… Нет уж! Будем жить единолично»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чаща
Чаща

Двадцать лет назад ночью из летнего лагеря тайно ушли в лес четверо молодых людей.Вскоре полиция обнаружила в чаще два наспех погребенных тела. Еще двоих — юношу и девушку — так и не нашли ни живыми, ни мертвыми.Детективы сочли преступление делом рук маньяка, которого им удалось поймать и посадить за решетку. Но действительно ли именно он расправился с подростками?Этот вопрос до сих пор мучает прокурора Пола Коупленда, сестрой которого и была та самая бесследно исчезнувшая девушка.И теперь, когда полиция находит труп мужчины, которого удается идентифицировать как пропавшего двадцать лет назад паренька, Пол намерен любой ценой найти ответ на этот вопрос.Возможно, его сестра жива.Но отыскать ее он сумеет, только если раскроет секреты прошлого и поймет, что же все-таки произошло в ту роковую летнюю ночь.

Анастасия Васильева , Анна Александровна Щебуняева , Джо Р. Лансдейл , Наоми Новик , Харлан Кобен

Фантастика / Фэнтези / Книги о войне / Триллер / Вестерн, про индейцев
Осень
Осень

Незабвенная любовь автора к России ощущается в каждой ее строчке. Где бы Любовь Фёдоровна ни жила и ни находилась, всюду ее мысли и чаяния – о любимой Родине: «Душой я там, в родном краю, Где так спокойно и надёжно. Сквозь годы я любовь несу, Но на сердце моём тревожно. Кто там остался с детских лет, Ковыльные мороча степи? Издалека всем шлю привет, Желая счастья, долголетья…» Параллельно Любовь Федоровна не расстается с другой ее излюбленной темой – воспевания красот Природы: «Неизбывная радость в душе и восторг В проходящей осенней, щемящей стихии. Вновь охрится, румянится щедростью слог И ложится в квадратик зубастой стихири…» Война, оставившая в детской душе автора рубец, до сих пор не дает покоя и «кровоточит»: Тихо-тихо в больничной палате. Свет рекламный по стенам скользит. На казенной, больничной кровати Умирает войны инвалид. На плечах поселилась усталость, И осколки безжалостно жгут…»

Любовь Фёдоровна Ларкина , Сергей Михайлович Сосновский

Проза о войне / Книги о войне / Документальное