Три вокзала

Сергей уставился на нее так, словно готов был вот-вот взорваться от страха. Не такой ли ужас охватил семью Лазаря,[5] когда тот воскрес.

— Молчи, ни слова! — сказала Бородина.

— Но когда я ушел, она уже посинела! — вырвалось из уст Сергея.

«Это начало, но этого недостаточно», подумал Аркадий.

— Молчи, Сергей! — закричала Бородина.

— Сергей Бородин, вы пытались убить журналистку Аню Рудакову? — спокойно сказал Аркадий.

— Да, пытался, — сказал он и добавил: — Мы не можем с этим справиться. Мы — монстры.

— Что вы имеете в виду? — Это было не совсем то, о чем догадывался Аркадий.

— Вы заметили, что в Москве полно монстров?

— Каких?.. — спросил Аркадий.

— Разные. Разве вы их не встречали? Их вызвали к нам.

— Сергей, пожалуйста, остановись, я уже это все слышала, — выговорила Бородина.

— У Петра Великого был музей уродцев, всенародная кунсткамера, там были дети с рогами и копытами, наполовину сформированные — страшные уродцы. Он издал указ, чтобы в России всех таких монстров везли ему. Это называлось «Указом о сборе уродов». Сегодня все повторяется, только на этот раз всем правят деньги. Монстры собираются в Москве. Шлюхи, миллионеры, как навозные жуки, катают доллары. «Бог — собака, собака — дерьмо, я — Бог». — Он повернулся к Ане и заявил: — Если вы воскресли из мертвых, вы — самый крутой монстр.

На кухне стало тихо.

— Я убил их всех, — заявил Сергей.

— Сколько? — настаивал Аркадий.

— Это имеет значение?

Бородина схватила Сергея и потащила его из кухни.

— Все! Мы уходим. Эта грубая инсценировка никогда не дойдет до суда.

Бородины вышли на площадку, но дорогу им загородил Виктор — он был в рабочем комбинезоне. Он него несло асфальтом.

32

Скачки всегда и везде были королевским видом спорта. Только в России — это зрелище для простого народа. Обычно на скачки собирались рабочие с ближайших заводов, чтобы успеть сделать ставку на последний заезд. Заводы давно были закрыты, те немногие, кто приехал на ипподром — пенсионеры, на трибунах они разливали водку в пластмассовые стаканчики. Тотализатор был здесь единственным видом развлечения. Лавки с едой не работали с давних пор, из туалетов несло фекалиями, переливавшимися через край унитазов и писсуаров. Завсегдатаями ипподрома были, без исключения, старики, они, несмотря ни на что, продолжали делать ставки. «Характер человека — это нечто особое», — думал Аркадий.

Если солнце едва светило для москвичей, то вдвое ярче оно сияло для Саши. Он был героем и миллиардером — притягивающее сочетание. Ему нравилось повторять: «Тот, кто крадет у меня кошелек, получает мусор». Аркадий догадывался, что Саша разгреб немало помоев. Сегодня ипподром почувствовал золотое прикосновение Саши. Вдоль ограды были установлены праздничные шатры. Официантки сновали туда-сюда, от машин с закуской — к шатрам, они разносили шампанское, лосося, лангустов на гриле. Все вместе должно было создавать ощущение клуба миллионеров — с заплывшими жиром двойными подбородками.

Депутаты, министры и топ-менеджеры, еще неделю назад старательно избегавшие Сашу, теперь, когда он вернул себе благосклонность Кремля, жаждали принять его щедрые подарки. У него был паспорт и билет в оба конца — в финансовую стратосферу. Разговоры за столами не утихали, прерываясь каждые двадцать минут для наблюдения за скачками — иноходцами и рысаками.

День был ясным, но поле для конкура оказалось заболоченным. Грязь вырывалась из-под копыт, наездники ломали кнуты и неслись вслепую — защитные очки были залеплены грязью. Они постоянно подгоняли лошадей: «Давай, давай, эй!» В то же время из динамиков неслись приветствия, их звуки разносились над пустыми конюшнями.

Аркадий нянчил свое похмелье в тени красных бархатных занавесок. С фрески на потолке ему на плечи падали куски отслаивающейся краски. На ней изображены лошади, серпы и молоты. Неподалеку от Аркадия складные стулья были сложены горкой и накрыты клеенкой. Небольшой холодильник был пуст и отключен.

Взгляд Аркадия упадал на брошенную записку с указанием ставки. Ему потребовалась секунда, чтобы память снова заработала. Он достал из пиджака конверт и вынул половинку билета, который он нашел в багажнике «Мерседеса». Оба билета были напечатаны на одной и той же дешевой бумаге, но на билете, подобранном с пола, было полное название заведения: Центральный московский ипподром… Итак, скачки в прошлое воскресенье.

Он набрал Виктора.

— Билет на ипподром. Не в цирк, не в кино. Я не знаю, играл ли Тупой на скачках, но народу здесь сейчас бывает много, карлика точно запомнили бы.

— Ты сейчас там? — спросил Виктор.

— Да, в царской ложе.

— Ты явно преуспел.

Ваксберг, казалось, был озадачен, когда заметил Аркадия, но тут же изобразил широкую улыбку и помахал рукой.

Глядя вниз на шатры, Аркадий был удивлен тем, как быстро Саша вновь принял свои «войска» — поставщиков провизии, официантов и телохранителей. «Он снова чувствует себя уверенно, — подумал Аркадий, — как Наполеон, возвращающийся с Эльбы».