Три возраста Окини-сан

— Очень мудрое решение, — сказал он. — Инженеры придумали буфера, чтобы смягчить удары при столкновении вагонов. Большевики додумались до создания политического буфера. Отныне от Байкала до Тихого океана перед японцами воздвиглась некая загадочная для них страна, к которой не придерешься — она не грешит ни коммунизмом, ни капитализмом. Каков пассаж?

Неподалеку от Сретенска, в Муравьевском затоне, зимовали во льду канонерки и мониторы. На берегу высился добротный барак из бревен, внутри которого работали котел и машина, снятые с миноносца, чтобы давать пар для обогрева и энергию для электроосвещения флотилии. Атрыганьев воткнул ключ в дверь комнаты, на которой висела табличка: «Главный лоцман АОПТ — Г. П. Атрыганьев».

Коковцев спросил его — что такое «АОПТ»?

— Амурское общество пароходства и торговли…

Лоцман выставил флягу с самогонкой местного (отвратного) производства и разложил перед другом медвежатину, присыпанную для вкуса тертым оленьим рогом. Выпив и закусив, Коковцев оттаял душою. Стало тепло. Он сказал:

— Сколько прожил — и всегда считал себя человеком хорошим. А теперь вдруг понял: человек я плохой.

— У меня наоборот! — бодро отвечал Атрыганьев. — Всю жизнь страдал от сознания, что человек я пустой и ненужный, а ныне, в конце пути, я понял, что прожил добрым и честным.

Он снял с полки номера «Вестника Амурской флотилии":

— Погляди! Здесь и статьи твоего сына — Никиты Коковцева, умный и славный мальчик. Удивительно как он при его молодости сумел быстро и точно разобраться в обстановке, увидев, где ложь, а где правда. Признаюсь, кое в чем он помог разобраться даже мне. Где ты его оставил, своего сына?

— Он остался там — на Балтике.

— И тут он попал в яблочко. Балтика начала флот великороссийский, Балтика и возродит его заново…

Коковцев показал другу визитную карточку Оой-сан:

— С нею я, наверное, доберусь до Владивостока?

Атрыганьев зашвырнул ее в печку:

— Одумайся, Вовочка! Даже каппелевцы, спасаясь в Даурии, отрыгнули Семенова и японцев, так не уподобляйся же ты рептилиям. В нашем мерзостном состоянии должно оставаться предельно честным. В честности — наше спасение…

Ближе к весне 1920 года, когда чуть упали морозы, Приморская земская управа, которой (исподволь!) управляли большевики Владивостока, начала готовить флотилию к боевой и активной жизни. Атрыганьев внушил Коковцеву, чтобы он не торопился повидать Жорку Старка во Владивостоке:

— Что тебе дался Старк с его трухой от последних миноносцев, если самураи, и тот же Оой-сан, вертят им, как хотят! Почитай, что они сами пишут во «Владиво-ниппо»…

«Владиво-ниппо» (на русском языке) писала о Приморской управе: «Из-под овечьей шкуры так и несет собачьим мясом…» Атрыганьев устроил Коковцева на службу в АОПТ — писарем, а когда пришла весна, Семенову возжаждалось прибрать корабли к своим рукам, но это ему не удалось. Два парохода нашли прибежище в затонах Амурской флотилии, которая стала именоваться Красной Амурской флотилией. В ответ на это японцы устроили резню и в Хабаровске. Геннадий Петрович посоветовал Коковцеву оставить свою писарскую науку: — Ты же минер, Вовочка, и отличный минер…

В одну из летних ночей Владимир Васильевич (как всегда, мастерски) забросал минами фарватер Амура у слияния его с Сунгари, преградив японцам и китайцам все пути к городам этого края, пусть несчастного и кровавого, но все-таки русского! По возвращении он застал Атрыганьева в сильном подпитии.

— А я был у Семенова, — сообщил он. — Снова отказался от проводки его кораблей по фарватерам. Если сволочи угодно, пусть еще покатается на своих бронепоездах, но прекрасный вальс «Амурские волны» ему, скотине, больше не танцевать… Нет! — заключил Атрыганьев. — Лучше умру, но никогда не поведу его по амурским фарватерам…

В августе ушли с русского Дальнего Востока китайские отряды. Японцы тоже потихоньку убирались из Забайкалья в сторону моря. Лучшие корабли они перегоняли на Сахалин, а на тех кораблях, которые не могли увести с собою, самураи обливали серною кислотою не только механизмы, но даже палубы. В пушки они заклинивали снаряды, обернутые паклей, пропитав предварительно разъедающими металл составами. Японцы крушили все подряд, без разбора! В городских домах разбивали мебель и швейные машинки, отвинчивали краны водопровода, дробили в куски даже унитазы… Ушли.

Над Амуром распространилась жуткая свирепая тишина. Коковцев закончил подсчет убытков Амурской флотилии:

— Одиннадцать миллионов пятьсот шестьдесят рублей чистым золотом… Геннадий Петрович, ты слышишь?

Он постучался к нему, думая, что старый лоцман вздремнул. Но Атрыганьева в комнате не было. Он не пришел к ночи, не вернулся в Муравьевский затон и утром. Кто-то вспомнил, что последняя телеграмма от лоцмана поступила в Сретенск с борта моторного катера «Пантера":

— Кажется, он ушел по Аргуни до станции Маньчжурия…