Три времени года в бутылочном стекле

Что можно отдать, чтобы снова идти по этой дороге? Что сейчас у меня есть такого ценного, что можно было бы дать взамен? Ничего. Но я хочу – сейчас, сидя рядом со старым добрым Кокой, я это понимаю очень четко и ясно – я больше всего на свете хочу снова дышать тем воздухом, жить теми мечтами, окруженная теми людьми. Словно только там я дома. И дело не в том, что я не хочу переходить на следующий уровень – родить хорошенького ребеночка в крепкой семье и печь блины по воскресеньям, просто мне комфортнее самой быть хорошеньким ребеночком. И не была я моральным уродом в свои шестнадцать, просто я думала, у меня есть еще много-много времени перед тем, как нужно будет делать выбор, и тогда я обязательно выберу, и все будет хорошо. Я хочу вернуться туда, на школьную дорогу, потому, что там все еще впереди, потому что там можно, еще можно исполнить любую мечту и создать вокруг себя идеальный мир и идеальную жизнь, я хочу быть там, где впереди у меня еще много времени.

Но времени нет никогда.

– Ты до какого уровня «Марио» проходил? – наконец спрашиваю я, хотя мне это совсем не интересно, просто нужно чем-то заполнить тишину, накрывшую нас.

– Я все уровни проходил! – гордо отвечает Кока, хотя по его глазам я вижу, что он тоже думает о другом. – Но мне больше нравилось в танчики рубиться.

– Да, я помню… Спасти орла… Весело было.

Времени уже много и еще так мало. Кока разливает остатки водки. Ни закусить, ни запить больше не чем, но это не беда. С последней рюмкой всегда так.

– За нас, и за все, что с нами было, – тихо говорю я.

– И за все, что будет, – добавляет Кока.

Я смотрю в окно, за которым, слава Богу, просто жалкий дворик в спальном районе, а не еще одно окно. Там жуткая темень, но мерзкий дождик вроде прекратился. Уже первый час – значит, Кока остается ночевать, на такси денег у него, конечно же, нет. Я думаю о том, что надо бы расстелить ему постель сейчас, пока я еще хоть что-то могу, а то потом буду не в состоянии.

Между нами никогда ничего не было. Кока может запросто остаться ночевать на полу, в одной комнате со мной, и прохрапеть до утра, да и меня его присутствие мало волнует. В этом смысле мы больше похоже не на подростков, а на двух уже офигевших друг от друга стариков. Нас просто не тянет друг к другу. Конечно, если бы фильм с моим участием был дешевой мелодрамой, мы бы непременно влюбились друг в друга, завязали с пьянством и жили бы долго и счастливо, а на заднем плане играла бы бесконечная музыка из «Титаника», но мой фильм – социальная трагедия, и такие сюжетики в нем недопустимы. Когда мы собираемся с Кокой, то саундтреком всегда является «Безобразная Эльза» Армена Григоряна. В главных ролях – Кубарева Алена и Пряхин Николай.

– А помнишь, когда мы учились в школе, постоянно пели: «Что такое осень – это небо»? Недавно услышал ее по радио, и знаешь… Как тебе сказать… Как будто бы окунулся в ту пору… У тебя бывает такое?

– Да, точно! Ты замечал, что у каждого времени свой запах? Ты даже передать его не можешь, но услышишь какую-нибудь песню, и сразу вспомнишь время, с которым она была связана, и первое, что придет к тебе на ум, это запах того времени, – я мечтательно облокачиваюсь на спинку дивана, – неважно, чем пахнет – морозным ли вечером, снегом ли, весенними кострами…

– А помнишь запах детсада? Его, наверное, все помнят.

– И какой же преобладающий запах в детсаде? – недоверчиво спрашиваю я, вспомнив из всего этого периода только выставленные в ряд горшки.

– Знаешь, там есть такие шкафчики, в которых можно оставить вещи и одежду… Сразу, где-то в прихожей, на каждой дверке еще обычно прилеплена либо бабочка, либо цветочек… Так вот. Пахнет этими самыми шкафчиками – краской, что ли? – ну и еще чуть-чуть подгорелой кашей и какао… Насколько я знаю, во всех садиках так пахнет.

Я уже очень напилась. Меня прет на воспоминания.

– У каждого времени свой запах. Например, история с Лаврентьевым у меня всегда ассоциируется с весной и песней Талькова, знаешь, этой – "Летний дождь, летний дождь…"

– Мы погрустим с ним вдвоем… – тихонько подпевает Кока. Мы одновременно смотрим на пустую бутылку и снова молчим.

– У тебя бывает такое чувство, что именно сейчас что-то уходит из-под ног? – шепотом спрашивает он. – Ты даже не поймешь, что это – твое прошлое, твои бывшие друзья, твоя любовь… Но ты не можешь это остановить. И становится грустно от своей немощности… Бывает?

– Наверное, – неуверенно киваю я. Кока загрустил – это тоже одна из стадий опьянения, более тяжелая. Когда я пью в одиночку, то непременно пытаюсь зареветь в такие моменты. Бывает даже, что получается.

– Как песня про Плюшевого Мишутку, который сразу терял все, что находил… Так и я…

– Значит, кто-то там любит, помнит, верит, – говорю я и внимательно смотрю ему в глаза.

– Но ты, Аленка, не такая, – внезапно оторвавшись от своих мыслей, говорит Кока, – ты у нас как птица Феникс!

– Это еще почему?

– Птица Феникс всегда снова и снова возрождается из своего же пепла. Так и ты.