Три времени ночи

Что еще добавить? Анна пугается, ей хочется смеяться, она пугается еще больше. Вот они, эти взрослые, такие волнующие, и эта Кристиана, такая сильная, красивая, смеющаяся, теперь она шепчет и дрожит в своей постели… Анна не дрожит. Так что это, игра, истина, великая тайна?

— Скажи мне все.

— Нет, не могу, не смею. Понимаешь, это страшно. Там делают все, что раньше не осмеливались делать, то, о чем мечтали, и то, чего делать не хотят. Там летают, погружаясь в сон, но не до конца, теряют сознание, умирают, но не до конца… А потом вдруг пробуждаются, кругом кровь, кругом струится кровь, но уже нельзя уйти.

— И что же? — спрашивает Анна. — Ты снова отправишься туда?

— Надеюсь, надеюсь.

Она замолчала. Что могут две женщины, связанные, бедные, загнанные животные, в ночном одиночестве, без денег, не знающие ремесла, не имеющие мужа — куда деваться? И Анна с сожалением вспоминает об отце, о тележке, о медлительной езде по равнинной дороге… Вот увезти бы Кристиану, чтобы она, как когда-то Анна, лежала на дне тряской повозки, возить ее от деревни к деревне, как светлую, золотую королеву, как роскошное плененное животное, но что это она? Холод, голод, плохой прием — это ни в какое сравнение не идет с прекрасным домом, с резными балконами, с белеными стенами, с большим очагом; в лесу ветер, волки… Анна думает, что Кристиана, которая не испугалась дьявола, испугалась бы волков. А может быть, Кристиана выдумывает дьявола? Может быть, она его выдумывает для нас двоих, для того, чтобы шептаться ночью, для того, чтобы общий страх бросил их в объятия друг друга, не похоже ли это на то, как, напиваясь, вел себя отец, Кристиана желает дьявола, призывает его? Может быть, это сладкая месть «маленькой святой», погибшей теперь навсегда?

Мгновение радости, быстро погруженное в ничто, столь коротко. Может быть, таким способом она продлевает миг?

— Расскажи…

— Пиры устраивают то у одного, то у другого, в сарае, иногда на открытом воздухе, в лесу, иногда и на чердаке, в подвале. Все едят до отвала, там полно паштетов, вина, я не знаю, откуда это все берется, по-моему, от самого дьявола, и ты все время испытываешь жажду и голод, как никогда, ты ешь, пьешь, но все больше и больше хочешь есть и пить, тебе кажется, что все это продлится вечность, что ты никогда не насытишься, а потом…

— Что потом, Кристиана?

— …Дьявол удовлетворяет свои желания…

— Только ли дьявол, Кристиана?

Резкий, ироничный голос: на пороге комнаты показывается Лоран.

Наступает тишина. И длится она долгими днями. Лоран ироничен, Кристиана от сумасшедшей привязанности переходит к враждебности, лучше всего было бы бежать отсюда, вернуться в монастырь. Но прийти туда с пустыми руками, признать себя побежденной, снова ждать Бог знает чего, какого-то события, чуда… Нельзя встретить дважды Мари де ля Круа, нельзя встретить дважды Кристиану де ля Шерай… Мари отказалась открыть свою тайну, но Кристиана открыла свою… И напрасно хочет взять ее назад. Анна, скромная, молчаливая, полученного не отдаст. Напрасно Кристиана плохо с ней обращается, делает вид, что пренебрегает ею, избегает ее. Анна уперлась. Она обязательно узнает. Чего хочет она на самом деле, чего желает она так страстно? Доказательства. Хотя бы один раз. Хоть один раз проникнуть туда, преодолеть барьер, порог, а потом убежать. Но не раньше. Лоран и Кристиана, эти взрослые, хотели бы ее не допустить, но она не позволит; влечение более сильное, чем страх, подталкивает ее, делает ее смелой, даже наглой.

— Ты все хуже и хуже работаешь, я даже не знаю, зачем тебя держу.

— Зато я знаю.

Ее тихий голос крепнет, она больше не краснеет. Она в ярости, ей хочется укусить эту женщину, которая ею пренебрегает после того, как плакала у нее на груди. (Может быть, она это делает, чтобы спасти Анну? Но Анна не желает, чтобы ее спасали.) Нет, невозможно подчиниться, вернуться к ничтожности, к тоске мнимого существования. Спокойная улица, покосившиеся, замшелые дома, прекрасный балкон, болтовня клиентуры, солнечный луч на горшке с резедой… Надо проникнуть в суть вещей. Ведь что-то кроется за этими фасадами, за этими спокойными лицами, за этими обычными словами. Нужно, чтобы что-то случилось, говорит себе Анна. Она провоцирует.

— Какая противная старуха эта матушка Ошон! Наверное, колдунья.

Она атакует. Не искушает ли она их? Вот если бы она ушла… И она вызывает в себе прекрасные, кровавые грезы: Лоран колесован, Кристиана сожжена. Но это только грезы. Иногда к ним примешиваются воспоминания о Мари, нежные и горькие.

— В монастыре была одна святая, Мари де ля Круа. Демоны отступали перед ней.

Однажды вечером Лоран не выдержал.

— Дурочка, что ты знаешь о демонах?

— А вы?

— Хочешь узнать?