Три выбора

Некоторое время я молча слушал, а все смотрели на выражение моего лица особенно внимательно – это был в данный момент единственный реальный источник информации о реакции шефа. Наконец, я сказал:

– Хорошо, Ефим Васильевич! Понял вас. Конечно, будем… Передаю ей трубочку…

И, обернувшись к Елене Никоновне, протянул ей трубку:

– Вас!

Елена Никоновна взяла трубку и бодрым тоном произнесла:

– Слушаю вас, Давид Ильич!

После этого она замолчала, слушая собеседника, и выражение ее лица стало меняться: из него как-то быстро улетучилась деланная бодрость, она посерьезнела, потом чему-то явно удивилась, взглянула на Владимира Ивановича, потом – на меня и, наконец, уже совершенно с другой интонацией – с какой-то странной упрямой покорностью – сказала:

– Хорошо, Василь Василич! Все сделаю и все подготовлю. А в банке проблем не будет и Людмиле Васильевне я все потом объясню… До свидания, Василь Василич!

Все молча ждали наших с Еленой Никоновной разъяснений. Я, обращаясь к Владимиру Ивановичу, сказал:

– Добро получено, едем. Только велено обязательно вернуться и доложить не позже шестнадцати тридцати.

Елена Никоновна, снова сделавшись непроницаемо-серьезной, вернулась за свой стол, раскрыла какую-то папку и обратилась уже ко всем:

– Шеф сказал, что будет часам к четырем, что обедать можно идти, но не сидеть в кафе по два часа, и чтобы без него не расходиться…

Было понятно, что она не договаривает чего-то очень важного, но эту информацию она все равно никому не скажет, так что и спрашивать было бесполезно.

Переглянувшись – со значением! – женщины вернулись к своим делам, а мы с Владимиром Ивановичем надели плащи и пошли к выходу…

Глава 7

...

О нашей поездке в Администрацию Президента, видах с мошковской набережной, аскезе современных VIP-персон, будничной деловитости Ивана Семёновича, а также о наивности моей самооценки.

Дверь скрипит. На пороге стоит треска.

Просит пить, естественно, ради Бога.

Не отпустишь прохожего без куска.

И дорогу покажешь ему. Дорога

извивается…

На улице по-прежнему дождило и было мокро и противно. Мы прошли на стоянку и Владимир Иванович, сев в машину цвета «Манхэттен», сразу включил обогрев. В машине быстро стало тепло и даже открытие окон – оба мы, естественно, сразу закурили – не испортило ощущения тепла и уюта.

Владимир Иванович, видимо, тяготился моим молчанием, но любопытство свое сдерживал. Однако после третьей затяжки своим «Парламентом» он не выдержал:

– Ну, таки что же вам сказал этот свадебный генерал? Какие «стратегические цели» обозначил? И что вашему шефу на этот раз не понравилось? Я же видел, как вы дергались при разговоре…

Я спросил:

– А почему это вы говорите «вашему шефу»? Вы-то сами что, не у него разве работаете?

Владимир Иванович огрызнулся:

– Не финтите, Юрий Александрович! Вы с ним «пуд соли съели», а я – «не пришей п…е рукав»!.. Простите за непарламентское выражение…

И уже спокойнее, но требовательно, повторил:

– Так чего он хотел?

Я рассказал, что шеф велел «посмотреть» человека, к которому мы идем, понять, что это за «контора» («Они же ведь сами ничего, кроме Указов, не производят. Откуда у них сырье для сажи?»), а если что-то там реально, то не мелочиться и меньше пяти цистерн не просить. Просил он также – и это меня насторожило – обязательно вернуться на работу и лично ему все доложить.

А умолчал о том, что посмотреть мне было велено не только на «кремлевского человека», но и на то, как с ним будет говорить Владимир Иванович, нет ли тут сговора и измены, а если нет, то действительно ли «этот балабол и фанфарон в полковничьих погонах имеет там вес и может хоть что-то порешать».

Владимир Иванович хмыкнул:

– А ещё, конечно, и за мной велел «приглядеть»… На всякий случай! Ладно, все ясно, поехали!

И он легко тронулся с места, вполне профессионально лавируя по лужам между стоявшими на стоянке машинами…

В Центр по набережной мы ехали недолго – в такую погоду было меньше машин, да и время было самое «спокойное» – на работу все, кто ездит на машинах, давно приехали, а с работы уезжать ещё рановато. И я спокойно любовался своеобразной красотой Мошквы-реки, тянущимися вдоль нее по противоположному берегу промышленными зонами (даже клуб там был с названием «Zона»!), переходящими в исторические ансамбли Симонова монастыря, Крутицкого подворья и Новоспасского монастыря, резко обрывающимися комплексом гостиницы «Россия», которая доживает свои последние дни и уступает пространство собственно кремлевским красотам.

На повороте с Варварки в Никольский переулок стоял шлагбаум и какая-то будка.

Владимир Иванович отнесся к этому совершенно спокойно и припарковался чуть дальше, заехав при этом с полметра на тротуар. Я спросил:

– А разве так можно?

Он ответил: