Три заповеди Люцифера

План Климента Михайловича был прост, а значит, реально выполним.

– Лучшая защита – нападение! – решил про себя Калмыков, и запланировал пустить на заклание одного из «партийных казначеев» «Ближнего круга». Кого именно придётся трясти, Калмыков так и не решил, но после того, как подошва его нечищеного ботинка коснулась перрона Казанского вокзала, решение пришло само собой.

Смысл всей операции состоял в том, чтобы обманом, а если придётся, то и при помощи угроз, вытрясти из «казначея» номер хотя бы одного банковского счёта, на котором хранились активы «Ближнего круга». После этого деньги предстояло поделить и разбросать по нескольким номерным счетам. Финальный аккорд этой не слишком хитроумной операции должен был проходить под лозунгом «уносите ноги»! Учитывая, что служба безопасности «Ближнего круга» и её руководитель Вацлав Лещинский в стороне стоять не будут, предстояло как можно быстрее исчезнуть из столицы, а впоследствии и из государства. Здесь, как нельзя лучше, могли пригодиться связи Тушкана в криминальном мире.

– Уходить надо с новыми ксивами [48] , – пояснял Тушкан напарнику после того, как последний за рюмкой горилки поделился с ним своим планом. – Чтобы за собой никаких следов не оставлять! В Москве этот вопрос я беру на себя. Тебе, Михалыч, как с бывшему экономисту, поручается финансирование нашего предприятия. Уходить будем через Хохляндию – там полицейские не так зверствуют, и режим помягче. Потом рванём в Германию или Чехию, а потом мы с тобой разбежимся.

– Согласен! – заявил бывший экономист. – По рукам!

Оставалось найти и прижать к стенке «казначея».

– Ты мне только его покажи! – хорохорился Тушкан. – После беседы со мной он тебе всё выложит, даже то, что было с ним в босоногом детстве!

Калмыков согласно кивал головой, втайне надеясь, что «казначеи» – люди преклонного возраста, и вся «работа» с ними ограничится психологическим прессингом и до физической расправы дело не дойдёт.

Вот с этой не слишком благородной миссией друзья-подельники и сошли с поезда в холодный ноябрьский полдень на заплёванный перрон Казанского вокзала.