Три женщины, три судьбы

Я намеренно привожу большую выдержку, чтобы было понятно, как протекало утро в этой необычной семье, какая в ней была атмосфера. Атмосферу, как известно, создает женщина. И вот, мне кажется, что кипящий на столе самовар — от Лили. Не сразу поддавшись домогательствам Маяковского, далеко не сразу его полюбив, Лиля Брик через несколько лет после описанного ею «чтения», фактически становится женой поэта. Именно она, как в свое время Авдотья Панаева для Некрасова, создает для Маяковского «среду обитания», помогает организовать жизнь и быт, становится вдохновительницей и первой читательницей стихов, а также «хозяйкой» литературной гостиной.

Не забудем, что годы, на которые пришлось начало совместной жизни Маяковского и Бриков, были годами революции. Лилины мать и сестра оказываются заграницей, Лиля же не уезжает, остается в растерзанной войной и революцией, голодной, но обновленной большой идеей стране. Остается — вместе с Бриком и Маяковским — участвовать в революционном строительстве, создавать новый быт и новое искусство. И ведь, действительно, как могла участвовала и помогала — работала вместе с Маяковским над агитационными плакатами (окна РОСТА), занималась кино… В книге есть фотография кадра из несохранившейся ленты 1918 года «Закованная фильмой», сценарий которой был написан Маяковским специально для Лили, они вместе в ней снимались. Ю. А. Добровольская, подруга Лилиных поздних лет, рассказывала мне, что «один сумасшедший итальянец» сумел сделать фильм из крохотного подаренного ему Лилей обрезка пленки «Закованной фильмой» (вся пленка сгорела во время пожара на киностудии). Те, кто видел этот фильм «из отходов», объездивший полмира и ставший интернациональным «хитом», говорят, что Маяковский и Лиля Брик там удивительные, незабываемые.

В записках Лили Брик много бытовых мелочей, что обнаруживает в их авторе настоящую женщину, озабоченную и украшением жилища, и «парфюмом», и нарядами. Она любит красивые вещи и понимает в них толк. Свой экземпляр «Облака» на радость Маяковскому переплела «у самого лучшего переплетчика в самый дорогой кожаный переплет с золотым тиснением, на ослепительно белой муаровой подкладке» (стр. 28). Ей дороги мексиканские коврики, привезенные Маяковским из поездки, и еще один — «вышитый шерстью и бисером», висящий у нее над постелью в Гендриковом переулке (по рассказам очевидцев, этот коврик висел над Лилиной постелью везде, где бы она ни жила). Для нее важно, как выглядит книга, как одет человек, как обставлена комната, из какой посуды едят и пьют гости. В письмах и дневниковых записях очень много вещей, иногда даже слишком, так что это вызывает некоторое недоумение. Но стоит вспомнить, КОГДА писались письма и велись записи (на что обратила мое внимание Ю. А. Добровольская). В те годы все писалось с оглядкой на перлюстрацию; известно, например, что Лиля переписала свой дневник (прямо по Оруэллу!), убрав из него имя своего второго мужа Виталия Примакова после его ареста в 1936 году… Вещи были гораздо более безопасной темой, чем люди; вещи уводили от политики, от передачи разговоров и впечатлений, от конкретных имен, которые сегодня могли быть вполне уважаемы, а завтра… Тучи сгущались и над самой Лилей. Но к этому вопросу мы еще вернемся.

Про «двухмесячное затворничество» Маяковского, приговоренного Лилей к разлуке с нею, читала я многажды в разных изложениях. В Лилиных воспоминаниях это одно из сильнейших мест, их своеобразная кульминация, рассказывающая о высшей точке их с Маяковским любовных отношений. Предыстория такова. В 1922 году Маяковский два месяца провел в Берлине, откуда на неделю ездил в Париж по приглашению Дягилева. По приезде в Москву выступил с докладами: «Что Берлин?» и «Что Париж?» На доклады в Политехническом пришлось вызывать конную милицию — публика брала места с бою. Люди, особенно молодежь, отгороженные от заграницы глухой стеной, хотели знать о тамошней жизни. По словам Лили, Маяковский рассказывал с чужих слов. В Берлине она была с ним вместе и наблюдала, как почти все свободное время он тратил не на осмотр достопримечательностей, а на игру в карты с подвернувшимся русским партнером. Жили они в роскошном отеле, питались в лучшем ресторане, Маяковский всех угощал, заказывал в цветочном магазине цветы для Лили — целыми корзинами и вазами… Лилю такое поведение шокировало. Ей чудилось за всем этим возвращение старых бытовых привычек, этакое купеческое лихачество… Она решила, что им с Маяковским нужно на время расстаться, подумать о жизни.

«Длинный был у нас разговор, молодой, тяжкий. Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Все кончено. Ко всему привыкли — к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг у другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. То и дело чай пьем. Мы тонем в быту.

Мы на дне. Маяковский ничего настоящего уже никогда не напишет…» (стр. 76).