Три женщины в городском пейзаже

Как мама догадалась, что он уже все решил? Как почувствовала? А, да – материнское сердце!

И тут случилось – Градов создал группу! Ого! Впрочем, ничего особенного – все тогда создавали группы! Все, кто умел бренчать на гитарах или стучать на барабанах. Или – не умел, но значения этому не придавал.

Итак, Градов создал группу. И назвал ее «Вестибулярный аппарат». Услышав название, Туров расхохотался. А зря – обиженный Градов пробурчал, что хотел пригласить Турова «на барабаны».

– Да я ж не умею! – расстроился Туров. – Какое там «ты ж барабанишь»? Стучу по вечерам от безделья, чистая самодеятельность! Научусь, наберу? Вова, ты спятил! Записаться в музыкальную школу? Не надо? А, сам! Ну ты, Град, даешь! Да нет, не то чтобы отказываюсь, – испугался Туров. – Просто как-то нелепо…

Не отказался. Конечно, не отказался – мечта юности, мечта идиота! В общем, собралась компашка – два гитариста, Градов и его приятель Миша, бас и соло, и он, Туров, барабаны.

Репетировать начали в клубе недалеко от градовского дома в Бирюлеве. Не в клубе – в клубном подвале, в подсобке, сырой, пахнувшей мокрым бетоном. По стенам подвальчика текли «слезы». За аренду платили вскладчину, по два рубля за пару часов. Играли всякую чушь. «До классики, – важно говорил Градов, – нам еще далеко!»

До классики… ха-ха. Бренчали, орали, ругались, спорили – чистые придурки! Туров понимал, что все это детский лепет, игрушки, смешно! Но не уходил… Не уходил, потому что ему очень нравилось стучать на самопальных, дурацких барабанах. Через полгода что-то начало получаться… хотя… Смешно, да! Какие они музыканты – придурки! И все-таки они гордились собой!

Теперь, когда у него появилась Лена, он окончательно забросил друзей и компании, отказывался от приглашений на дни рождения и выезды за город. Не то чтобы он был против – нет! Хотя время, проведенное с ней, все равно было дороже, чем все остальное.

Постепенно стал прогуливать репетиции. Свидания с ней были важнее! Естественно, Градов злился, орал в трубку, материл его последними словами:

– Из-за тебя все рушится, ты понимаешь? Если ты уходишь – вали! А если нет – изволь прийти на репетицию! Я выбил два концерта, понимаешь? Два, Тур! И нам еще заплатят! А ты сачкуешь! Короче, или приходишь, или… прости! Дружба дружбой, а денежки врозь! Да и не в деньгах дело, как понимаешь!

Градов звонил еще месяца три. Туров то приходил в подвал, то прогуливал… И, окончательно обидевшись, Градов звонить перестал. А вскоре Туров узнал, что ему нашли замену. И, честно говоря, испытал облегчение. Но все же в душе переживал. Пусть все это фигня, и они дураки, пусть никто из них не умеет играть по-настоящему, пусть таких, как они, тысячи, пусть. Но сбывалась мечта – он играл на барабанах! Стучал! А потом все похерил. Сам виноват, на Градова обид не было – Градов был прав. Это он всех подвел. Он, Алексей Туров. Обязательный, как считалось, человек. Но, по большому счету, он ни о чем не жалел – важнее Лены ничего в его жизни и быть не могло!

Иногда на свободную квартиру или в общагу ехать Лена отказывалась. Ее короткое «нет» захлопывало дальнейшие уговоры. Впрочем, он не особенно и уговаривал. Нащупывая ключи от внезапно обломившейся квартиры, терзался раздумьями – почему? Почему она отказалась, почему не захотела поехать? Ведь ключи доставались с невероятным трудом.

Когда пришла весна и стало тепло, все упростилось – теперь можно было просто шататься по Москве, если у него были деньги – зависать в кафе, кататься на аттракционах в Парке культуры или в Сокольниках, ходить в кино, ездить на речку.

В общем, под каждым им кустом был накрыт и стол, и дом.

Про свою семью Лена ничего не рассказывала. Почти ничего – так, отрывками и обрывками. До одного момента. Он пригласил ее на дачу – в середине июля у мамы был день рождения.

Пригласил, особенно ни на что не рассчитывая. Но, как ни странно, она согласилась.

В общем, двадцатого утром отправились. На станции купили большущий букет георгинов – она сказала, что любит эти цветы, хотя их любят немногие, почему-то считая неживыми, искусственными. Он вспомнил, что мама их тоже не любит, но промолчал.

От станции шли молча, Лена разглядывала маленькие садовые участки и крошечные, в два окна, фанерные домишки.

– Садовое товарищество, – смущенно тарахтел Туров. – Не твои важные Снегири! Здесь обычный люд, инженеры, врачи. Сажают свой укроп и умирают от счастья. Мои, кстати, тоже – не обессудь!

Она посмотрела на него с удивлением:

– Ты что, оправдываешься?

Ему стало стыдно.

Нет, своими родителями он только гордится – хорошие люди, скромные труженики, образованные – словом, интеллигенция. Да и вообще у них прекрасная, дружная и понимающая семья! Наверняка они найдут с Леной общий язык – в своих он и не сомневался!

Родители встретили их с нескрываемой радостью. Усадили за стол на террасе, накрыли чай с еще теплыми пирогами, отец приволок миски с только что собранной смородиной и крыжовником.

Мама поглядывала на Лену исподволь, вопросов никто не задавал – его «старики» тактичные люди.

Гостей ждали вечером.