Три женских страха

Они подошли ко мне, папа присел на корточки и заглянул в лицо:

– Сашура, не было там трупов, детка. Ни одного – нигде. Акела все обшарил, когда в больницу вас увез и туда вернулся.

– Так не может быть! – рявкнула я. – Если я помню что-то – то помню! Я же говорю – там было трое! Трое! – Я расплакалась, вытирая левой рукой глаза. – Почему ты мне не веришь?!

– Я верю, Сашура, верю! – испуганно забормотал папа.

– Зачем ты впустил его?! – подняв глаза, я метнула в Акелу ненавидящий взгляд. – Он убеждает тебя, что я вру!

– Он не говорил этого, детка.

– Машина… там была машина – она уехала после того, как мне выстрелили в голову! На мне что-то лежало, но потом с меня сняли это, и машина уехала! – плакала я. – Тот, кто уехал, увез трупы!

– А ведь она дело говорит, – вдруг произнес Акела, молчавший до сих пор и стоявший чуть в стороне. – Следы от колес там были. Не от «Туарега». Значит, она права – машина была, и на ней действительно могли увезти трупы.

Я чуть успокоилась – значит, я не сошла с ума, и, кроме нас, на поляне еще кто-то был! Кто-то, кто потом собрал и увез трупы! Мне стало легче.

– Фима, на пару слов, – попросил Акела, и папа, опираясь на трость, тяжело поднялся и пошел следом за ним к джипу.

Я же окончательно успокоилась. Сознание того, что отец верит мне, было лучше всего на свете. Я смотрела по сторонам, снова радовалась солнцу, искрившемуся вокруг снегу – даже белый цвет не раздражал. По забору пробежала белка – тащила что-то в дупло старой сосны рядом с домом. Как здесь хорошо…

– Игорь, дайте мне, пожалуйста, пригоршню снега, – попросила я, и охранник отошел к забору, зачерпнул там чистого снега и принес мне.

Я пересыпала его рукой на пледе, лепила ком и снова разламывала пальцами – до тех пор, пока он не растаял. Ощущение было такое приятное и какое-то памятное, словно когда-то давно я уже делала так. И я вспомнила. Действительно, несколько лет назад я вот так же держала в руках снег, а рядом со мной стоял мужчина. Я не могла вспомнить его лица, но чувствовала, что меня с ним связывает что-то большое и светлое. От мужчины исходило такое спокойствие и уверенность, что мне казалось – в мире вообще нет зла. Никакого зла – пока он рядом со мной. И ничего не может случиться – пока он рядом. И пришла мысль – а ведь все произошло со мной потому, что рядом не было того мужчины.

Вдруг кто-то из охраны не своим голосом заорал:

– Прицееел! Прицел на ней! – и я скосила глаза, увидев на куртке слева маленькую красную точку.

И в тот же миг папу повалил на землю ближайший к нему охранник, а Акела кинулся ко мне, роняя на землю вместе с креслом и накрывая собой. Я увидела происходящее как на замедленном повторе – вот он бежит, делая широкие броски, полы расстегнутой куртки летят за ним… прыжок – и он хватает меня, закрывает собой и падает, обрушиваясь сверху огромным телом. И мне не больно, не страшно – мне спокойно и надежно. По моему лицу потекло что-то теплое, а лежащий на мне человек сделался неподвижным и тяжелым. Я с трудом вытащила левую руку – она была в крови. Но мне не больно. Это не моя кровь! Той же левой рукой я чуть толкнула лежащего на мне по-прежнему неподвижно Акелу и вдруг вспомнила его. Это же мой муж, мой родной, любимый волк-одиночка…

– Сааашааа! – заорала я не своим голосом. – Сашенька, не надо! Не умирай, Сашенька!

Я его наконец-то вспомнила…

Папа не позволил мне ехать в больницу вместе с мужем. Так и сказал – разве что рядом лежать будешь.

– Оставь его тут! – рыдала я, хватая отца левой рукой за полы куртки. – Пусть останется здесь!

Папа отрывал от себя мои пальцы, отбивался как мог:

– Да ты рехнулась, что ли?! Его оперировать надо, пуля в легком! Как я его оставлю?!

В итоге врачи со «Скорой» сделали мне укол, и я уснула, а когда снова открыла глаза, папа сидел рядом со мной и крутил в руках мобильный. Мне вдруг стало так страшно, что я зажала рот рукой и замерла, не в силах пошевелиться. Папа увидел, что я уже не сплю, и открыл рот, чтобы сказать что-то, но я прошептала:

– Если с ним случилось что-то… я знать не хочу! И тебе не прощу – никогда! – за то, что не пустил с ним!

– Да что ты, дуреха? – испугался папа. – Мне врач звонил только что. Операция закончилась, все хорошо, пулю вынули. Акела твой в реанимации, в одной палате с Семеном. Прямо хоть выкупай там места! – Он комично развел руками и стал на мгновение похож на смешного старого клоуна. – Вся семья перебывала, и сама в первых рядах! Напасть, ей-богу!

Меня интересовало другое.

– Папа, как ты думаешь… Саша – он меня простит? Когда поправится – он простит меня за то, что я его не узнавала?

Отец прижал мою голову к себе, погладил по волосам и усмехнулся:

– Дурында ты, Сашка. Взрослая девка, такие дела творишь – а тут всякую чушь мелешь. Как он тебя не простить-то может, когда любит больше жизни? Видала, как под прицел кинулся – никто из охраны-то не ломанулся, хоть им деньги за то платят. Не задумался, на себя пулю принял. А ты говоришь – простит ли!