Он уже не шел, он бежал вперед, словно новое знание жгло ему пятки яростным огнем. Он сможет, он сделает это. Ведь именно за этим он сюда и пришел. И эта земля залечит свои раны и поднимет высоко над землей цветущие ветви садов, и зазвенит в садах веселый смех.
А где будет он? Кем будет он тогда?
Совершенно точно человеком он больше не будет никогда, сила не отпустит его из своих когтей. Та сила выпьет его разум и сделает то, что должен сделать он, и он потеряется где-то в ее глубинах, раствориться там.
Теперь он всегда будет один, никто уже не сможет встать рядом с ним.
От этого делалось страшно и холодный пот выступал на спине. Он больше никогда не сможет умереть, и целая вечность одиночества ждет его. Отныне и во веки веков.
Очень хотелось остановиться, повернуть назад, отказаться. Но только выбора давно уже не существовало. И Эмеш бежал по длинным каменным коридорам к центру мира, туда, где спит сила.
Страшно, очень страшно. И каждым шагом в груди все сильнее бился ужас. Он не хотел этого, не хотел, но все больше ускорял шаг.
Если уж суждено, то пусть это случится скорее.
Он не видел ничего в темноте, но безошибочно чувствовал куда ему надо бежать и что осталось совсем недалеко. Воздух уже потрескивал синими искрами, предвещая конец пути.
Принять его силу в себя…
Нет!
Отдать ему свой разум, и пусть поступает так как сочтет нужным. Только так. Отказавшись от самого себя…
Вот уже…
И был свет, и была тьма, и был огонь, и был лед. И вздрогнула земля, и звезды посыпались с небес. И в ужасе кричали люди увидев сие, и прятались в домах своих.
День и ночь слились в одно, и солнце с луной обнявшись кружили по небу. Время запуталось в шагах своих, и никто не знал уже сколько оно прошло.
Он метался и кричал от боли, его тело разрывалось на части, распадалось на тысячи кусков. Он видел это, но сделать что-то было уже выше его сил. Он знал лишь одно — нельзя отступать. Если он потеряет сознание — значит конец, он не сможет сохранить свой разум что бы передать его зверю, рвущемуся на волю, воистину всемогущему зверю.
Разум и сердце… и тогда…
Уже все равно что будет тогда, потому что для него это тогда никогда не настанет, но он просто обязан сделать все что может теперь.
Боль и ужас.
Его разум одновременно пронзили словно острые стрелы тысячи слов, он слышал каждую мысль, он чувствовал каждый вздох каждого живого существа на земле. И думал что сойдет с ума, ибо человеческий разум не может вместить все это.
Он бился в судороге и выл от боли, и не было сил терпеть. Но бежать было некуда, кругом только бесконечный ослепительный свет.
Боль и ужас. Ужас и боль.
Еще немного и от него самого не останется и следа, он полностью растворится в этом свете, сознание разорвется, и тысячи глупых людей растащат его на части.
Он кричал, но слышал лишь их крики.
И был свет, и была тьма, и был огонь, и был лед. И дрожала земля, и звезды сыпались с небес.
А потом тишина.
Долго, бесконечно долго. Он лежал на холодном полу выжатый, высохший, совершенно пустой.
И в этой тишине осторожные легкие шаги. Можно даже открыть глаза и посмотреть, но на это нет сил.
Шаги все ближе. Вот она подошла, присела рядом, осторожно касаясь кончиками пальцев его плеча.
— Сашка… — голос звенел в тишине, наполняя собой все вокруг.
И еще одно только слово.
— Спасибо.
Мощная волна силы хлынула в него, он сразу вспомнил все что было, вспомнил себя… вспомнил ее…
Он вскочил на ноги, но рядом никого не было, он был один. Он звал, но никто не откликнулся ему, и он знал теперь что так будет всегда. Он будет один. И никто не сможет разделить с ним ту ношу, что лежит на его плечах.
Мир зализывал свои раны, питаясь силой. Распускался, словно набухшая зеленая почка весной.
Память. Тихий лес
Чайник закипел.
Надо бы с огня снять, а то совсем выкипит. В доме и так воды не осталось, опять к источнику идти.
Лето! черт бы его побрал! За окном только серая муть, и не разберешь — то ли перед глазами все плывет, то ли на самом деле такая дрянь. Плечо еще вот ноет, на прошлой неделе вывихнул, а все ноет…
Сашка тихо застонал, пытаясь отыскать в себе силы вылезти из-под одеяла. Сейчас, еще чуть-чуть, еще минутку. Вылезать сил никаких нет, и так зуб на зуб не попадает.
Рядом, свернувшись калачиком, спала Юлька.
Надо бы ей чаю сделать, с вареньем… там кажется оставалось еще немного, ей как раз хватит. А то разболелась совсем.
Юлька хорошая, без нее бы он тут давно сдох…
Вставать надо.
Сашка зажмурится изо всех сил, стиснул зубы и рывком вскочил на ноги. По-другому давно уже не получалось.
Еще один день, один день и этот кошмар закончится. Может быть уже сегодня за ним придут.
Каждое утро Сашка пытался убедить себя, что осталось потерпеть совсем немного, но каждый раз его чудесное спасение откладывалось. Он здесь уже два с половиной месяца. Когда будет три, его просто перестанут искать, считается что это уже безнадежно, в проклятом лесу нельзя так долго продержаться не подхватив какую-нибудь заразу. Может быть он давно уже безнадежен и надеяться не стоит? Но ведь живут же как-то люди, вот Юлька живет…