Три жизни Юрия Байды

«Приказ об усилении охраны дорог и применении жестких мер к населению, оказывающему помощь партизанам.

1. Каждый бургомистр, как и старшина, полностью несет ответственность за безопасность в своем округе, в особенности за охрану дорог. Охрану должна производить днем и ночью назначенная для этой цели сторожевая команда при помощи местных жителей. Примета — белая повязка на рукавах сторожевой команды.

2. В случае налета партизан волость несет полную ответственность за безопасность в своем районе. В случае невыполнения этого со стороны населения будут расстреляны не менее как вдвое больше из числа жителей, чем пострадавших немецких солдат при налете партизанского отряда.

3. При покушении на безопасность дорог, при взрывах мостов, минировании и т. д. по выяснении характера проступка будет расстреляно не менее трех человек из числа населения.

4. Кто из жителей без разрешения бургомистра дает пристанище и пищу не принадлежащим к волости личностям или вообще им помогает, несмотря на то — мужчина это или женщина, будет повешен.

Командующий областью».

…Было уже за полночь. Ломоть месяца опустился в размытые темнотой верхушки деревьев. С запада наползали облака, заволакивая звезды.

Куприян с Тихоном Латкой возвращались после проверки полицейских постов вокруг села и нос к носу столкнулись с Агнией.

— О-о-о!.. Дорогая невестушка… — усмехнулся Куприян, освещая ее фонариком. — И где ж ты так припозднилась?

— Гуляла…

— То дело. Гуляй, гуляй, пока холостая. Замуж выйдешь, останется одна дорога — от печи до порога…

Опять вспыхнул луч фонарика, скользнул по запыленным, исцарапанным туфлям Агнии и чуть вздрогнул.

— Э-эх, как ободралась! Чулки-то — рванина… — заахал Тихон и фамильярно похлопал Агнию пониже спины. — А у меня, слышь, есть как раз пара шелковых, заграничных. Ей-бо! У львовских беженок выменял. Хочешь, отдам? С примерочкой?.. Пойдем? — шепнул он, нагибаясь к ней и хихикая блудливо.

Агния отпрянула в сторону и сунула ему под нос самую что ни есть оскорбительную дулю.

— На, понюхай, бурдюк, чем пахнет!

Тихон, опешив от такой грубости, сморщил по-заячьи нос, злобно процедил:

— Дерьмом копченым пахнет!..

Агния высокомерно фыркнула и скрылась в темноте.

— Тьфу, сука! — плюнул ей вслед Тихон и покосился с досадой на Куприяна. Надо же было какой-то потаскухе разговаривать так неуважительно со старшим полицейским, да еще в присутствии старосты! — Ну погоди же, подлая! — буркнул он, оправдываясь. — Что ей пара моих чулок! Офицеры за ночь сколь хошь накидают! На приданое подрабатывает, зараза…

— На приданое, кажешь? — переспросил Куприян в раздумье. Потер рукой морщинистые щеки и, осветив фонариком квадратное лицо Тихона, спросил в упор: — А не на похороны ли нам с тобой копит?

— Как на похороны? — изумился тот.

— Слухай, Тихон, а ты и вправду круглый дурень. Неужели так ничего и не скумекал?

— А чего кумекать?

— Да хоть бы то, отчего ее дуля копченым дерьмом смердит!

— Да отчего ж? — пожал плечами Тихон. — Черт ее знает отчего, а смердит-таки порядочно. Под самый нос ткнула, проклятая!

— А не подумал ли ты, часом, почему девка вся исцарапана и в паутине? Почему чулки на ней, вроде десять котов ее обдирали? Где она могла так гулять, как ты гадаешь?

— Да бес ее знает! В дерезе колючей, видно, валялась… — И, почесав затылок, повторил менее решительно: — А может быть, и не в дерезе…

— Ой, не в дерезе, Тихон, не в дерезе…

— То где ж?

— Это дело надо разжевать… Лес большой… Та-ак… Слухай меня, Тихон, в два уха. Сделаем вот что…

* * *

Утром, придя на работу, Юрась увидел на дверях кузни, рядом с приказом германского командующего округом, еще одну листовку, напечатанную на гектографе. Она гласила: