Три жизни Юрия Байды

Допрос велся на украинском языке, и Варухин не все понял, но главное уловил. Оккупационные власти с самого начала знали о движении отряда «Три К», следили за ним и когда поняли, куда он направляется, дополнительно подтянули технику и живую силу, чтобы ликвидировать партизан на марше. В операции участвуют не только фашистские каратели и подразделение украинских националистов, но также регулярные армейские подразделения и авиация. Командир куреня ОУН объявил, что германские самолеты будут бомбить партизан до тех пор, пока духу от них не останется в лесу.

— Та-ак… — сказал Коржевский и отвернулся от пленного.

Прибыли другие разведчики, посланные в сторону, противоположную от дороги, доложили, что в том месте, где утром их бомбили, горит лес, подожженный карателями. Назад дороги нет.

Итак, отряд окружен. Коржевский задумался. Он пытался вообразить себя в роли фашистского офицера, руководящего операцией, стараясь проникнуть в его замысел, понять его расчеты, учитывая одновременно и то, что офицер, разрабатывавший план уничтожения отряда, вероятно, тоже ставил себя мысленно на место партизанского командира. Думая за двоих попеременно, Коржевский пришел к выводу: у фашистского офицера должно сложиться мнение, что отряд «Три К» весьма мобильный, но в огневом отношении очень слабый, поэтому партизаны будут стараться ускользнуть и открытого боя не примут.

«Если фашист не считает меня дураком, — заключил Коржевский, — он будет ждать от меня ложного маневра для отвлечения внимания от истинного направления удара на прорыв. В таком случае я отвлекающего маневра делать не стану. Если же фашист сочтет, что я пойду напролом, значит, следует подготовить другой, запасной вариант. Значит, надо иметь два варианта на всякий случай».

Коржевский отдал приказ одному взводу: создать видимость, будто партизаны собираются форсировать болотистую речку Шаню. Для вящей убедительности взводу придали пушку-сорокапятку с комплектом снарядов, а отряд тем временем развернулся и осторожно направился в сторону обороняемой немцами дороги, где разведчики взяли в плен полицая. Двигались медленно. Дозоры обшаривали каждый куст, каждую выемку. Час спустя позади послышалась жиденькая пальба знакомой сорокапятки. Сухим стрекотом ей аккомпанировали пулеметы. Потом закрякали вражеские мины. Стрельба длилась минут сорок, постепенно слабея, пока совсем не затихла. А еще через полтора часа возобновилась ближе, где-то справа, но тоже скоро прекратилась.

Примчался связной, мокрый от пота, раненный в плечо. Доложил, что взвод понес тяжелые потери, но держится, старается создать впечатление, будто партизаны мечутся, нащупывают слабое место противника, чтобы выскользнуть из кольца.

Коржевский выслушал связного, утвердительно качая головой.

— Передай командиру взвода: пусть продолжает отвлекать внимание. Стоять до последнего. Других приказаний не будет.

Захватив с собой проводником пленного полицая и еще одного связного, Афанасьев ушел вперед к дороге, контролируемой карателями, которые маскировались в кюветах и мелких окопчиках и держали дорогу под огнем во всех направлениях.

Изучив оборону, Афанасьев послал Коржевскому донесение. Он считал, если взять километра полтора левее, где густой подлесок примыкает к дороге и где участок охраняют полицаи, то в стыке между ними и немецким подразделением прорваться будет легче. Коржевский, Присяжнюк и связные отправились к Афанасьеву для рекогносцировки. Варухин остался в середине партизанского бивака при штабных документах и отрядном знамени.

Изнуренные люди крепко спали. Измотались вконец. Которые сутки на ногах с мешком за плечами, с тяжелой винтовкой, подсумками с обоймами, с гранатами на поясе… Утром вместо завтрака — бомбежка, днем вместо обеда — бросок с полной выкладкой по пересеченной местности, а на ужин и вовсе неизвестно что…

Начало вечереть. Вернулись Коржевский и Афанасьев. Командир отряда на что уж выносливый, да и то выбился из сил, сгорбился. Посмотрел на спящих людей, покачал головой, позвал к себе командиров взводов. Сумерки густо покрыли землю, а на востоке все ярче занималось багровое зарево лесного пожара. Оно отрезало партизан от родных мест, от прежней жизни, к которой обратный путь заказан.

— Товарищи, — хмуро сказал Коржевский командирам, — создалась новая ситуация, и мы оказались в тяжелом положении. Теперь у нас единственный выход: внезапно ударить всеми силами, прорвать кольцо окружения и скрыться в лесах. Предоставляю любому из вас возможность высказаться по этому поводу и внести предложения.

Командиры взводов изложили свои соображения по операции деблокировки, каждый считал собственный вариант наилучшим, сулящим непременный успех и наименьшие потери. Но принят был план, предложенный Афанасьевым. Коржевский утвердил его приказом, затем сказал: