Поездка в другие миры откладывалась на неопределённый срок. Опасаясь конкурентов, что могут «вычистить» заповедник без их участия, и всекосмической полиции, что может надёжно перекрыть доступ к богатствам мира Маэль, ввергнутого в пучину гражданской войны, браконьеры совершали челночные рейсы из заповедных лесов до скорняка на ближайшей планете. Все поездки как близнецы походили на первую: пока добывали «товар» в лесах, Таню до отвала кормили обрезками оленьего мяса и не забывали наливать ей свежей воды, а потом четыре дня она проводила в темноте, без еды и питья, охотясь на шурхов и доходя до отчаяния в муках жажды. Затем следовали пара дней в другом мире и обратный путь к планете Маэль, ничем не отличающийся от пути к скорняку. Нагрузив корабль контрабандным товаром, браконьеры мечтали уломать Царса на меньший процент за его работу, а мясников — на большую плату кредитами за сдаваемое мясо. На обратном пути они монотонно ругались на скорняка, дерущего сто шкур, и на перекупщиков, принимающих натуральное мясо по цене синтетического. Таня пришла к выводу, что в тёмных мирах мало тех, кто занимается делом, не включающим в себя грабежи и убийства, и все специалисты в какой-либо профессии там наперечёт и очень ценятся, поэтому невозможно найти другого скорняка или других мясников. Бирс с Болтером поговаривали о врачах, охраняемых целыми группировками бандитов, о ювелирах, умудряющихся вести подпольную торговлю даже со светлыми мирами, выменивая на драгоценные камни технику новейших достижений.
Однообразие существования сводило Таню с ума сильнее длительных перебоев с питанием! За две недели пытки жизнью в клетке она перестала надеяться на лёгкую и скорую смерть — её душа накрепко зацепилась за собачье тело, слилась с ним в единое целое, так что на смерть можно было рассчитывать только одну: настоящую, длительную и мучительную. Возможно, сыграло свою роль то, что Таня с первого дня приняла и полюбила собачье тело, или то, что она провела в нём уже много месяцев, сроднившись с каждой шерстинкой. Как бы то ни было, несмотря на все трудности новой жизни душа Тани вовсе не желала расстаться с телом. Идею сознательно уморить себя голодом Таня оставила на самый крайний случай и постановила:
«Жить! Выжить во что бы то ни стало! Моя жизнь менялась так часто и кардинально, что поменяется ещё раз, надо лишь дожить до этого момента».
Приняв это решение, Таня распланировала свои бесконечные дни в заточении. Каждое утро она начинала с физических нагрузок: не менее ста кругов по клетке — пятьдесят в одну сторону, пятьдесят в другую. Затем всё, что позволяла сделать клетка: лечь — сесть — встать и так далее, пока не собьётся дыхание; вытянуться — свернуться, выгнуть спину — прогнуться; сгруппироваться и прыгнуть на тот метр, что позволяли размеры её тюрьмы. Каждый день Таня приводила в порядок свою шкурку, каждый вечер охотилась на шурхов, даже если была сыта. Обнаружив однажды задушенного ею, но не съеденного шурха, Болтер расщедрился на похвалу и лишний кусок мяса.
До одобрения негодяя Тане дела не было — она заполняла свой день списком обязательных дел, чтобы не тронуться умом и выжить. Временами на неё накатывала такая смертная тоска, что простые упражнения утреннего моциона казались невыполнимыми, как чересчур сложная задача. Хотелось лежать сутки напролёт и не двигаться, утопая в жалости к себе. В такие моменты собственные лапы становились неподъёмными пудовыми гирями, морда отказывалась отрываться от пола, но Таня всякий раз поднималась и начинала выхаживать: пятьдесят шагов в одну сторону, пятьдесят в другую. Эти движения были единственным, что она могла делать по собственной воле — и она их делала.
Каждый день Таня оставляла отметину своих зубов на новом пруте клетке. Всего прутьев было ровно шестьдесят штук, и к тому моменту, когда Бирс с Болтером завершили миссию разграбления заповедника, Таня почти закончила первый круг.
— Шурховы полицейские, везде успевают вмешаться! — заверещал Бирс однажды вечером.
— Слышал, корабль Мираса захватили со всей добычей? Теперь по этапу в дальнюю колонию на край галактики пойдет.
— Плевать на Мираса, одним конкурентом меньше. Повезло, что сами успели ноги унести. Куда подадимся со всем грузом?
Браконьеры принялись горячо обсуждать планы на сбыт награбленного. То, что Цаст больше десятой доли реальной стоимости меха им не даст, было очевидно даже таким недалёким мошенникам, как «хозяева» Тани.
— Надо двигать на Форугу, — авторитетно заявлял Бирс. Форуга была одной из крупнейших и густозаселенных планет темных миров, а также основной базой для контрабандистов и пиратов всех мастей.
— У нас не супер межзвёздник, способный выйти в гиперпространство! Сколько мы будем космос коптить, прежде чем доберёмся в такую даль на своих атомных движках?
— Доберёмся в итоге, — отмахивался Бирс. — Ты глянь, сколько на рынке Форуги кредитов за шкуры и мясо отвешивают! В двадцать раз больше, чем Цаст нам предлагал!