Три жизни Тани

С безоблачного неба нещадно палило бело-голубое солнце. На территории рынка не было никаких зеленых насаждений, в тени которых можно было бы укрыться. Торговцы побогаче натягивали тенты, укрываясь от потока горячих лучей, бедняки надевали широкие белые панамы. Бирс и Болтер быстро спрятались в тени веранды ближайшего шалмана, торгующего холодными напитками: квасом, соком, лимонадами, сбитнями и прочим. «Хозяев» Тани, конечно же, больше интересовало пиво, тоже имеющееся в продаже. И вот оба типчика, попивая холодное пивко, вольготно развалились в тени под крышей, их обдувал ветерок, созданный напольными вентиляторами, а Таня жарилась на солнцепёке. К полудню солнце стало обжигающим, а воды Тане никто не принёс. Если кто-нибудь из проходящих мимо людей проявлял интерес к товару браконьеров, то Бирс и Болтер выходили из сумрака веранды, общались с покупателем, а потом возвращались обратно к вентиляторам и пиву. Таня пыталась лаем, скулением и прыжками привлечь к себе внимание «хозяев» и напомнить им о воде. Её представление удостоилось краткого диалога двух сотоварищей:

— Пить, наверное, хочет — ишь, как дышит тяжело и скулит жалобно. Жарко тут, — бросил Бирс.

— Чёрт с ней, пусть хочет дальше: я до корабля за водой не поволокусь, а тут воду покупать дорого встанет, — отмахнулся Болтер.

— Верно, лучше пива купить. Может, клетку тряпкой накрыть?

— А как народ собаку разглядывать станет? Под тряпкой её плохо видно будет, пусть так лежит, во всей красе.

— А не сдохнет? Тут, говорят, даже местные, привычные к зною животные в полдень под землю прячутся до самых сумерек.

— Да и чёрт с ней, если сдохнет. Негодная шавка оказалась, дармоедка, — подытожил Болтер.

Знать, позабыл, что пиво пьёт за счет денег, вырученных с продажи собачьего ошейника. Того самого ошейника, что спрятан у него за пазухой — вечером, по холодку, планировалось двинуть к ювелиру.

Таня не знала, сколько лежит на беспощадном солнце. В голове у неё мутилось, перед глазами плыли кровавые круги. Солнце палило всё ярче, число покупателей на рынке резко сократилось: в разгар дня по нему бродили лишь скучающие люди побогаче, оснащенные системой индивидуального кондиционирования воздуха вокруг тела. При приближении людей с такими установками до Тани долетали маленькие завихрения прохладного ветерка и вскоре это стало единственным, на что она еще как-то реагировала.

«До сумерек я не доживу», — отчётливо поняла Таня.

На то, что её купят, рассчитывать не приходилось — тёмные миры и впрямь не то место, где котируются дорогие породистые собаки. Ей суждено умереть вот так — от теплового удара и обезвоживания в этом мареве раскаленной атмосферы. Запечься заживо в собственном соку под пушистой шкурой.

Под гул стучащей в висках крови к Тане пришли галлюцинации. Ей чудилось дивное пение Люкиэля, мерещились проницательные жёлтые глаза Тьерра, но стоило моргнуть — и эти глаза оказывались лишь солнечными бликами на стёртых каменных плитах рыночной площадки.

Сознание уплывало. Таня начала проваливаться в долгие промежутки беспамятства, приходя в себя лишь от сильного удара палкой, когда очередные праздношатающиеся лица изъявляли желание посмотреть на собаку в движении.

«До сумерек я не доживу», — вяло повторяла про себя Таня под упорно стоящим в зените солнцем.

Солнечные лучи раскалили прутья клетки до такой степени, что на них смело можно было жарить стейки. Приходилось держаться строго по центру клетухи, чтобы не опалить шерсть и не обзавестись серьёзными ожогами. Тане повезло, что пол клетки был настелен из деревянных досок, иначе она давно бы превратилась в собаку-гриль.

Перед её мысленным взором проносилась вся её недолгая жизнь. Тане еще на Земле не жалко было своей жизни, а уж теперь и подавно. Почему-то больше всего ей было жалко переводчик, подаренный ей Тьерром: такая отличная вещь, а не пригодился. Не смогла она использовать этот подарок так, как следовало!

Впадая в забытьё, Таня чаще всего видела себя в бальном платье, видела, как несётся в вихрях танца, улыбаясь партнёру, лицо которого не могла различить. Если бы ей предложили исполнить последнее, предсмертное желание, то она выбрала бы танец…

Её вновь ткнули палкой. Таня с трудом выплыла из забытья и сосредоточилась на стоящем перед ней существе. Существо не было человеком, как и многие из тех, что бродили по рынку, Таня лишь в силу привычки про себя называла их людьми.

— Отличная собака! — долетела до Тани осточертевшая реплика Болтера.

— Мне не собака, мне шкура нужна, — раздраженно ответило существо, больше похожее на длинноногую птицу, чем на человека.

— Живьём я её дороже продам, — упёрся Болтер.

— Живьём она мне без надобности, я не умею свежевать зверей. Даю три кредита за снятую шкуру.

Браконьеры задумались. Бирс потёр ладони и сказал:

— Ладно, если до сумерек не продадим, то вечером принесу вам шкуру. Куда нести?

Существо назвало адрес, Таня уронила голову на лапы. Переводчик было жалко…