Три жизни

Единственная из ее прежних знакомых, кому было дело, чего Лене хочется и чего ей надо, единственная, кто все время заставляла Лену заходить к ней в гости, была та добрая кухарка-немка, которая всегда ругалась. Она и теперь бранила Лену на чем свет стоит, что до такого себя довела и что выходит на люди в таком вот виде. «Я понимаю, что ты ждешь ребенка, Лена, и все-таки нельзя же так распускаться, что на тебя даже смотреть тошно. Просто стыд берет, ей-богу, когда ты приходишь и сидишь тут на кухне вся такая неряха, и ты ведь, Лена, такая не была. Да я в жизни такого не видела. Герман с тобой такой добрый, сама говоришь, и слова плохого не скажет, хоть ты, Лена, того и не заслуживаешь, неряха ты и есть, совсем распустилась, как будто некому тебя было поучить, как себя держать, чтобы вид был и не распускаться. Нет, Лена, я не вижу никаких таких причин, чтобы до такого себя доводить и ходить такой распустехой, Лена, просто ж стыдно смотреть, такая, право слово, ты, Лена, уродина. Нет, Лена, я еще в жизни не встречала женщины, чтобы у нее все складывалось к лучшему, а она так распускалась, и плачешь все время, как будто у тебя беда какая. А я всегда говорила, нечего было тебе, Лена, выскакивать за этого Германа Кредера, уж я-то понимаю, чего тебе приходится терпеть от этой старой карги, и дед, скопидом этот, тоже хорош, даром что слова не вытянешь, а загляни к нему внутрь, там и будет то же самое, что у этой злыдни, уж я-то, Лена, понимаю, я знаю, ведь они тебя даже и не покормят как следует, Лена, и мне тебя, правда, Лена, жалко, сама знаешь, Лена, только все равно не годится ходить такой распустехой, даже при всех твоих напастях. Вот хоть меня возьми, Лена, разве ж я когда до такого допускала, хоть у меня, бывает, так голова разламывается, что какая уж там работа, и все из рук валится, и ни сготовить толком, но я всегда, видишь, Лена, я всегда в порядке. Только так, Лена, немецкая девушка и может добиться, чтобы все хорошо. Слышишь, Лена, что я тебе говорю. А теперь давай-ка, поешь вкусненького, Лена, я тут тебе сготовила, и помойся, и следи ты за собой, и ребеночек у тебя родится, и ничего тебе не сделается, а я тут поговорю с твоей тетей Матильдой, что пора тебе зажить своим домом, с Германом и с ребеночком, и тогда все будет хорошо. Слышишь, Лена, что я тебе говорю. И чтобы больше в таком виде ко мне не приходила, и перестань ты все время нюни разводить. Никакого толку, ровным счетом, если будешь сидеть тут и плакать, я еще в жизни, Лена, не видала, чтобы, если у кого беда, он бы чего добился, веди он себя, к примеру, вот как ты себя, Лена, ведешь. Слышишь меня, Лена? Иди-ка ты теперь домой и помни, Лена, что я тебе сказала, а я посмотрю, что тут можно сделать. Уж я заставлю твою тетю Матильду поговорить со старой миссис Кредер, чтоб она тебя оставила в покое, пока не родишь. И нечего тебе, Лена, бояться, и не глупи мне. Что за глупость, в самом-то деле, мужчина тебе, Лена, достался что надо, и вообще столько всего, что любая девушка позавидует. А теперь иди-ка ты, Лена, домой и делай, как я тебе сказала, так и делай, а я подумаю, чем тебе помочь».