"Три звезды" миллиардера. Отель для новобрачных

Я сижу в кресле-коконе, поджав ноги и обхватив себя руками, и мечтаю очутиться на другом конце земного шара. Только чтобы не слышать негромкий хрипловатый голос Артема и нежный мелодичный голосок девушки.

Мне не слышно, о чем они говорят, зато я услышала, как Артем о ней беспокоится.

— Оденься… простудишься…

Так мило, что он переживает, чтобы его любимая не простыла. Кажется, еще сильнее похолодало, или это уже внутренний холод? Хорошо хоть носки догадалась надеть.

Ветер дует то в одну, то в другую сторону. То доносит до меня милое воркование влюбленных, то несется в противоположном направлении, и я слышу лишь собственное сердце, глухо бьющееся в ноющей от боли грудной клетке.

Я сама как в клетке в этом отеле. Зачем я согласилась с ним поехать? Зачем позволила снова втянуть себя в эту сладкую и убийственную трясину под названием Артем Асадов?

У кого-то еще остались сомнения, зачем и почему? У меня нет.

Потому что я дура. Наивная, глупая, до отвращения романтичная идиотка.

Снова ветер в мою сторону. Теперь я даже знаю ее имя.

Злата. Ее зовут Злата.

И даже утопиться я не имею права, потому что у меня дети.

— Аля, — слышу неожиданно и чуть не давлюсь. Поспешно подтягиваю торчащие из кокона ноги.

Нет меня здесь, Асадов, не переживай. Можешь спокойно идти в соседний номер. Сердце давит, и я скручиваюсь от боли.

Никто мне не виноват. Никто.

— Аленка!

Неужели заметил? Черт, надо было сразу ноги посильнее подвернуть. Конечно, теперь он будет чувствовать себя виноватым. Обманщиком и предателем.

Раздается шорох, глухой стук, и передо мной появляется Артем. Чуть растрепанный, но такой красивый, что я даже зажмуриваюсь.

Уходи, пожалуйста, не надо меня добивать.

— Аленька, ты чего? — он садится возле кресла на корточки, накрывает руками ладони, которыми я пытаюсь согреться, и хмурит брови.

Ничего не говорит, уходит в номер и возвращается с пледом. А я не могу прийти в себя от шока.

— Ты уже вся заледенела. Хочешь заболеть?

— Как… Как ты сюда попал? — наконец получается выговорить. Он недоуменно хмыкает.

— Перелез через балкон.

— Но я не запирала дверь.

— Я обещал не входить без разрешения. Балкон не считается, — опережает, видя, что я собираюсь возразить. И уже строже спрашивает: — Почему ты сидишь здесь и мерзнешь, Аленька?

— Зачем ты пришел, Артем? — оставляю его вопрос без ответа. Мой важнее. — Тебя мучит чувство вины? Или тебе нужно мое благословение?

— Не понимаю. Ты о чем? — судя по впившемуся в меня взгляду, правда не понимает.

— Ты же поселил Злату возле себя не для того, чтобы беседовать через перила. Да, Артем? — не даю шокированному Асадову себя перебить и задаю главный вопрос: — Скажи, это та девушка, из-за которой ты переспал со мной? Это она изменила тебе с твоим другом?

— Откуда ты ее знаешь? — его лицо мрачнеет, и я понимаю без слов. Опускаю голову, чтобы он не видел, как у меня блестят глаза.

— Я видела вас, — шепчу, заворачиваясь в плед. Артем забирает мои руки в свои, и у меня не хватает духу их отобрать. — На Рождественской ярмарке, в Вене, шесть лет назад.

— На ярмарке? — он смотрит недоверчиво, морщит лоб, как будто старается вспомнить. — А почему я тебя не видел? Где ты была?

— Возле твоего благотворительного киоска. Я услышала, как продавцы говорили, что ты должен приехать. И решила дождаться.

— Почему же не дождалась? — его голос звучит мрачно и сухо. По моим щекам уже бегут мокрые дорожки, но я их не замечаю.

— Я говорила неправду, Артем. Я хотела рассказать тебе про девочек. И мистер Рич меня донимал… Даже обещание с меня взял, что я тебе расскажу. Но как мне было до тебя добраться? А тут такой случай подходящий. Я долго ждала, замерзла…

— Не дождалась? — спрашивает хрипло.

— Дождалась, — киваю, и на его руки с ресниц летит мелкий бисер.

— Так почему же не подошла? — он говорит с трудом, будто ему больно говорить. А как мне больно, я передать не могу.

— Я подошла, но ты отвернулся. Тебя девушка позвала. Это была Злата, я ее узнала, — мой голос звучит еле слышно, потому что если начну говорить громче, точно разревусь.

Заставляю себя посмотреть на него и отшатываюсь. Его глаза как два озера, темных и глубоких.

— Да, я был тогда со Златой. И что? Что тебе помешало сказать мне о детях?

— Я не смогла, Артем, — не выдерживаю и реву. Отбираю руки и закрываю лицо. — Вы с ней стояли под омелой. И ты ее поцеловал.

* * *

Артем в упор не помнил никакую омелу. Ярмарку тоже с трудом помнил, на скольких он ярмарках был, разве это все можно запомнить? Он и Злату начал вполне благополучно забывать, потому что делал это целенаправленно.

Конечно, они целовались пока встречались, и не только целовались. Но конкретно этот поцелуй Артем не смог бы вспомнить даже если бы его пытали.

Но Алена сидела такая потерянная, что у него от вида ее заплаканного личика саднило в груди. Ледяные ладошки никак не хотели отогреваться, он даже пробовал на них дышать. Длинные темные ресницы дрожали, с них слетали капли прямо ему на руки. Артем знал, что они соленые на вкус. А еще горькие.